@темы: прекрасное, Philadelphia

---

Это похоже надолго.

@темы: прекрасное, Philadelphia

---

Вот примерно до такого состояния меня доводит Хэнкс во всех его проявлениях)

@темы: Я- я-я!, Где мой пол? Пойду в нем полежу.

---

Я почти счастлива.

@темы: мысли, будни

---

04.06.2013 в 21:25

Пишет  Bascotto:

@темы: О ангелах и конфетах.

---

Даша не тормоз! Даша медленный газ!

@темы: замурчательности, Я- я-я!, будни, Капитолина Ивановна я вам эльфийку нарисовала!

---

Покажите мне обратно, как дышать? Честно, я забыл. Обычно, когда находишь что-то подобное бегаешь по квартире, орешь капсом, стукаешься о стенки (ну образно). А сейчас просто пережало где то в районе горла и все. Зачем они убрали эту сцену из Филадельфии? Она прекрасна, без намека на пошлость, просто прекрасна.
несчастный Мигель, который сам хочет верить в то, что говорит, он говорит Энди что все будет хорошо, хотя помощь нужна ему самому, Энди принял и смирился с фактом, но не Мигель.

Перевод  Sgt. Muck

"- Ты знаешь, о чем она меня спросила? Она посмотрела на меня так по-идиотски трагично и сказала: "Каково это, знать, что твой бойфренд умирает?"
- Оо, спасибо Джимми, просто спасибо.
- Я подумал, я сейчас убью эту суку.
- И что же ты сказал?
- Ну, я сказал..."Знаешь, Джимми, все умрут. Даже ты. Но Энди точно не умрет. <Его вылечат, и вирус просто исчезнет> Иногда я просто не понимаю людей.
- Ты все еще веришь, правда?
- Да. Решение будет совсем простым. Что-нибудь, что доктора просто введут в кровь, что убьет вирус. И люди, больные СПИДом, будут вылечены, запомнил?
- Я люблю тебя.
- Я тоже тебя люблю."


Я не зря перелистала несколько страниц гугла и вытащила Блю-рей диск с торрента.

@темы: замурчательности, мысли, Где мой пол? Пойду в нем полежу., Philadelphia

---

Именно!

28.05.2013 в 12:01

Пишет  бобрятинка:

Sgt. Malarkey, послушайте,

@темы: Где мой пол? Пойду в нем полежу.

---

Знаете, у меня давно чесались руки написать это)

А что если немного углубиться в мифологию и посмотреть на Габриэля со стороны не СПН фэндома, знающего его с весьма неожиданном качестве, а с точки зрения собственно мировых религий.
Впервые Габриэль упоминается в книге пророка Давида, где он разъясняет ему его видение. (Ничего не напоминает? У каждого пророка есть архангел?) Так же он один из 4х ангелов стоящих у престола бога. На одной греческой гемме была найдена надпись «Михаэль — высочайший, Габриэль — могущественнейший» Общепризнанно что в иерархии ангелов он стоит на втором месте после Михаила.
Так же он один из трех ангелов явившихся Аврааму. Вообще, чаще всего в Библии он упоминается как небесный вестник, но на этом его полномочия далеко не ограничиваются.
Например Моисея, избежавшего руки фараона он научил грамоте, рассказал о начале мира и создании первого человека- Адама.Рассказал о потопе и разделении языков, объяснил ему расположение небесных планет и стихий и даже считать научил!
Чуть позже ему видимо специализация на обучении неугомонных пророков и объяснении им их же видений наскучила и он выбрал другую область деятельности, например явившись святой Анне с вестью о том что у нее родится дочь "Ею дастся спасение миру, а получит Она имя Марии" потом ее мужу. Кстати много кому он в тот промежуток времени явился с одной и той же вестью. За неверие одному даже досталась немота, пока не поверит.
Да что там, он даже пастухам явился и рассказал о рождении Бога.
"– Возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям: ибо родился вам в городе Давидовом Спаситель, Который есть Христос Господь, а затем тотчас с множеством небесных воинов воспел: "Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!"
В честь того, чем он особенно запомнился (неожиданными известиями демографического характера) его чаще изображают с веткой белых лилий в руках, но иногда вспоминают и другие его стороны.
Иногда в правой руке с фонарем, внутри которого горит свеча, а в левой - с зеркалом из ясписа.(яшма)
" Изображают с зеркалом, потому что Гавриил есть вестник судеб Божиих о спасении рода человеческого или со свечою в фонаре, потому что судьбы Божий бывают сокрыты до времени исполнения их, и, по самом исполнении, постигаются только теми, которые неуклонно смотрят в сердце свое как в отражение слова Божия и своей совести."

К слову, в иудаизме Габриэль выглядит не столь невинно и упоминается куда чаще, но я боюсь ударится в окончательную философию и усыпить любого, кто до сюда дочитал.

«Апокрифическое Откровение Иоанна Богослова» (подробный сценарий апокалипсиса по Христиански) рассказывает, что архангелы Михаил и Гавриил по указанию Бога вострубят в рога бараньи и «от гласа трубы той сотрясется вся земля, как предрекал пророк: И от гласа воробьиного восстанет всякая трава, — то есть от гласа архангела восстанет всякое естество человеческое»
За сим всем спокойной ночи!
Да, рассматривая иконы мне все время приходила мысль, что он любил Женские вессели, причем каждый раз разные.

@темы: О ангелах и конфетах.

---

Я не скажу тебе, что значит дружба,
Я подарю тебе и время, и тепло –
Всё то, что, может быть, тебе сильнее нужно,
Чем бесконечность повседневных слов.

Отдам тебе я силы и старанье,
Откликнусь и приду к тебе, когда
Вдруг одиночество и чуда ожиданье
Опустят настроение до дна.

Я помогу, когда вдруг станет сложно,
Попробую понять твой необычный мир
И свет в моём окне всегда зажжется
На фоне остальных, тебе чужих квартир.

Я не скажу тебе, что значит дружба...
Мне кажется, слова излишни тут.
Ты лишь спроси меня о том, что тебе нужно,
И я приду, когда другие не придут.

(c) автор неизвестен.

@темы: замурчательности, мысли

---

24.05.2013 в 23:15

Пишет  Sgt. Muck:

Немного саморекламы

Добрый вечер те, кто еще остался у меня в ПЧ! Так как в дневнике у меня мало информативных постов, а все вокруг обнаглели до того, чтобы заводить свои паблики, мы решили - а почему бы и не создать наш собственный, где мы бы могли не только писать об обновлениях наших фиков, а так же обо всех рекомендациях, музыке, книгах, фактах, мыслях, словом, все, что придет нам в голову стоящего, чем мы хотели бы поделиться с тем, кто захочет это сделать.

Словом, приглашаем зайти в наш паблик вконтакте: vk.com/personal_foxhole

Я постараюсь, чтобы читать нас было интересно особенно вне фандома СПН!

@темы: замурчательности

---

Я даже не шиппер, но черт, как это мило!

@темы: замурчательности

---

Я гребаный спайдермен. По стилю жизни. Чтобы взлететь, мне нужно за что то зацепиться. За какое то событие, эмоцию, ожидание чего либо, за человека в конце концов. Взлет, потом ощущение свободного падения, с каким то странным привкусом обиды на саму себя.
И так изо дня в день, это изматывает. Хочется передышку, остановиться, успокоиться, отдышаться, но нет.

А если отступить от лирики, то я работаю, доделываю ремонт, с крейсерской скоростью бегаю из одного конца города в другой и забываю есть. Зацвела сирень, мне очень стыдно, но я ломаю кусты и приношу домой огромные веники.
Люди мне улыбаются. Всегда, даже незнакомые. Может быть это белые гольфы, может быть банты, к которым я неравнодушна.
А еще одиноко. Очень, до зубной боли одиноко.

@темы: мысли, будни

---

Минутка классики.

И кудрявого Гейба.

Джованни Беллини. Благовещение. фрагмент.

@темы: О ангелах и конфетах.

---

Потрясающий коллаж.

@темы: прекрасное, О ангелах и конфетах.

---

(с) vk

@темы: О ангелах и конфетах.

---

Та-дамм!

Я закончила. То, что началось как зарисовка про Габриэля, стоящего на крыше небоскреба, превратилось в то, с чем я засыпала и просыпалась. Текст, благодаря которому я познакомилась с несколькими замечательными людьми, основательно покопалась сама в себе, и, наконец то научилась изъяснять свои мысли не в режиме конспекта. "Что ты пишешь, как тезисы для доклада президенту?" (с)
Спасибо Кате, которая, где за ручку, где пинками, провела меня через 3 первые главы. Более того, без нее я бы вообще не осилила такую масштабную (для меня) работу.
Ане, которой вместе со мной снился Кит, долгими ночами в вк, "НУ,ЖМИ,ЕЩЕ ТРИ АБЗАЦА, ТЫ МОЖЕШЬ!"
И Тане, с которой мы вместе осознали что такое 42)
5 месяцев.

И да, спасибо этому тексту за Катю.

@темы: Где мой пол? Пойду в нем полежу.

---

Архангел-хранитель

...

Архангел-хранитель
Автор:  Sgt. Malarkey
Бета:  Sgt. Muck ;  Mr Pond

Фэндом: Сверхъестественное / Supernatural
Персонажи: Гавриил\Сэм, Люцифер, Мэриан, Дин\Кастиэль.

Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Юмор, Философия, Hurt/comfort
Размер: Миди, 58 страниц
Кол-во частей: 6
Статус: закончен
Описание:
Помните рыжую девушку Мэрин, из серии 7\17? Вам тоже показалось что она неспроста принесла Сэму шоколад?

Трейлер от

 Toriey

Арт от Алекс Тайлор

Часть 1 Cadmea Victoria

Пусть кто-то в крыльях чашу эту мимо пронесет
Я обернусь сказать ему «спасибо»
Душа моя, куда я денусь от твоих забот
Куда я денусь от своих ошибок.


Архангел Тайного Знания.
Библейский почтальон поневоле. Второй из квартета крылатых *архистратигов, но чаще державший в руках не карающий меч, а цветы.
Собственное могущество и всеобъемлющее знание были в его руках занятной игрушкой. Судьбы мира сплетались перед хитрым прищуром его золотистых глаз в ясную картину, в которой каждая мелочь, каждый незначительный штрих имел свое место. Он видел течение времени так же просто, как движение разноцветных стеклышек калейдоскопа. Каждое событие, уже произошедшее, или то, которое только должно было свершиться, складывалось частью мозаики, именуемой "картиной мира". Задумка мироздания была гениальна и катилась по установленным рельсам, как игрушечный паровозик, запущенный капризным ребенком, который неизбежно упадет и разобьется в тот момент, когда рельсы оборвутся, наскучив создателю.
Таким было условие этой задачки, написанное огненными буквами в книге Бытия и принимающееся любым сыном Творца как непреложная истина.

И если Михаил был карающей дланью Бога, то Гавриил, скорее, был его чувством юмора.
У него было то, что могло свести с ума любого, имеющего крылья. Но только не его самого. В силу своего положения абсолютного Знания он знал, что такое свобода. Странное свойство, которым отец наделил величайшее, и в то же время самое слабое и порочное из своих творений - человека, сотворенного, как будто ради смеха, из комка глины. На его свободу можно было взглянуть как на мыло и веревку, которые любезно протягивали в последний момент. И в то же время - как на единственную возможность принять верное решение.

И такие понятия, как "выбор" и "чувства", тоже были для него не пустым звуком, подтачивая его веру в великий замысел и предначертанность всего. Он всегда мечтал стать ближе к людям, понять их. Вечные существа за все время своего существования порой не претерпевали столько моральных перипетий, сколько один ничтожный человечишка за свою крошечную жизнь. Ангелы были молчаливыми наблюдателями, не способными почувствовать даже доли того, что происходило в человеческой душе. Сфинксы, хранящие тайны, но никогда не задающиеся вопросом о смысле своих загадок. Это помогало им быть жесткими и беспристрастными судьями людских судеб.

Но привилегия ЗНАЮЩЕГО давала ему возможность сопереживать тому, что он видел. В этом была его уникальность среди братьев. Он был неправильным сфинксом с неправильными загадками.
Божественное орудие, наделенное способностью рассуждать и делать выводы. Порой он проклинал себя за то, что делал, спрашивал Отца, зачем он такой. Но отец молчал, а братья смотрели на него с непониманием. Он продолжал делать то, что должен, но внутри уже много веков зрело непростое решение.
Когда он явился во всем своем величии к юной девушке с веткой лилии в руках, его душа ликовала. Он видел свет в её взгляде, чувствовал безумную радость оттого, что в мир придет Избранный - человек, который спасет многих от страданий. А спустя тридцать три года, когда он на коленях незримо рыдал у Креста, не смея противиться вселенскому замыслу Отца, это решение проступило в его мозгу особенно ясно.

Омытая кровью праведника история человечества шла своим ходом. Папа уже не присматривал за своими детьми. Небесную канцелярию возглавляли братья- архангелы, вершившие священный беспредел во имя Высшего Замысла.
Он решился уйти. Уйти на землю, перестав быть величайшим из творений Всевышнего.
Он скрылся, приняв облик существа, не имевшего отношения к миру Отца и его творений. Того, кто самим фактом своего существования ставил шах и мат всем существующим правилам вселенной.

Роль Локи - Трикстера, вспоминая которого, смертные с чистой совестью не могли сдержать улыбки, а те, кому повезло меньше, воровато оглядываясь, надеялись, что он не придет по их душу. Того, кто планомерно нарушал предустановленный порядок, руководствуясь только личным чувством справедливости. Меняя сотни лиц, он два тысячелетия жил только по своим законам, опасно балансируя на грани добра и зла. То становился беззаботным озорником, который беззлобно и весело шутил над людьми и их мелкими страстишками, то грозным и жестоким мстителем, то внезапно примерял на себя личину древнего скандинавского бога, расплываясь в хитрой улыбке перед своей новой "семьей". Оборачивался в животное, исследуя мир с еще не известной ему стороны. Свобода пьянила и толкала его порой на неожиданные поступки. Опасные связи и странные знакомства меняли его изнутри. Даже за такой короткий промежуток времени, как пара тысячелетий, он из непогрешимого в своей святости Архангела превратился в Фокусника, вершившего справедливость не мечом и словом Бога, а щелчком пальцев, вынимая из черных дыр вселенной, как из шляпы, белоснежных кроликов с кроваво-красными глазами.

Всему, что он делал раньше, было высшее объяснение, ко всему был логический подход. Теперь и логика крошилась под тонкими пальцами. Всего лишь щелчок - и вершится именно его воля. То, что он считал верным. Опасный и непростой баланс. Но внутреннее сияние не гасло, удерживая его над роковой чертой. Он примерил на себя все состояния человечества, чтобы понять как можно больше: был трогательным ребенком, изучающим круги от первых капель дождя на воде, был тореадором, играющим со смертью ради минутного всплеска адреналина, был женщиной, ожидающей ребенка, чтобы пережить волнующий момент зарождения новой жизни.

Но история всегда повторяет саму себя. Рано или поздно свершившееся однажды, словно отпечатавшись на незримом круговороте, возвращалось, совпадая порой до забавных мелочей. Рано или поздно она, словно преступник, возвращается на место преступления. И, кажется, этот цикл существования мира людей грозил окончиться весьма зрелищно. Эффектной битвой добра и зла, по странной случайности выбравших своей ареной несчастную планету. Этакая шахматная партия, в которой люди даже не собирались претендовали на роль фигур. Даже пыль на шахматной доске чувствовала себя комфортнее и значимее.
Второго мая 1983 года на земле снова родился необычный ребенок. На этот раз без пафоса, без осознания какого-либо предназначения. В небе не зажигались новые звезды, а кактус на подоконнике роддома не плакал слезами умиления. Он даже не был первенцем. И он точно не мог вспомнить, как на третий день после его рождения, возле его кровати возник странный незнакомец с веткой лилии и, осенив благословляющим жестом, коснулся губами лба.

Гавриил наблюдал за его историей. Издалека, не вмешиваясь в естественное течение событий. Он видел, как дети лишились матери, как окончательно скатился с катушек отец в надежде отомстить за смерть любимой жены. Как два ребенка, с детства не выпуская из рук оружия, учились выживать в совсем не радужном мире, который обычно скрыт от детских глаз.
Он не хотел, чтобы его обнаружили. Ни братья, не спускавшие глаз с этой истории, ни ее непосредственные участники.
Но он ЗНАЛ, какую роль придется сыграть этим детям в истории. Как и то, что он вновь не помешает свершиться предначертанному. Не потому, что он не мог или не хотел этого сделать. Наоборот, все его существо было против еще одного поворота истории ценой чьей-то жертвы. Всезнающий каменный сфинкс был готов отдать все, чтобы стать хрупкой хрустальной фигуркой на камине. Но перед ним сразу же разворачивалась картины последствий любого его вмешательства.
И все они были одна хуже другой.
***
Прошла всего пара мгновений по ангельским меркам, а история начала разворачиваться с неописуемой быстротой.
Он позволил себе познакомиться с ними поближе, в привычной им обстановке, не выдавая свою истинную роль. Ну, конечно же, где еще познакомиться с двумя охотниками, как не прикинувшись зверем? Эти двое поразительно напоминали ему о собственной семье, о собственных братьях, которые даже не знали, жив ли он и где сейчас находится. Острое соперничество, грозившее размолвками и непониманием, и, вместе с тем, готовность без колебаний умереть друг за друга. Тем более ему хотелось проверить их связь на прочность.
Встреча вышла более чем забавной. Глядя на собственное тело со здоровенным осиновым дрыном, воткнутым в грудь, фокусник задумчиво произнес:
- Да, Сэмми. После такого ты, как честный человек, по идее, должен на мне жениться,- и расплылся в улыбке, глядя, как фантом растворяется в легком облаке.
Его, можно сказать, профессионала в своей области, самого обвели вокруг пальца двое мальчишек. Люди не переставали его удивлять.
- А все-таки вы оба молодцы, хоть и придурки, - произнес он в сторону закрывшейся двери актового зала.
И в этот момент он понял, что не останется в стороне. Слишком глубокие струны его существа были затронуты этой встречей, чтобы просто так сдать мальчишек на волю своих братьев. Быть сторонним наблюдателем было проще, чем сейчас, когда он чувствовал, как будто вместо того, чтобы любоваться аквариумными рыбками сквозь стекло, он случайно сам свалился в воду.
Внутри все замирало от осознания того, какая участь уготована этому трогательному в своем занудстве юноше. А старший брат Сэма до боли напоминал ему собственного брата - верного Отцу Михаила.
Дин не зря был его весселем. "Что было на Небе, то будет и на Земле"- снова в забавных земных мелочах воплощалась масштабная история. Верность пропавшему отцу, непоколебимая уверенность в том, что, что бы он не делал, - истина. Михаил, как и Дин, каждый свой шаг выверял, внутренне спрашивая: "а как бы хотел ОН?".

Кажется, за следующую встречу Сэм Винчестер его возненавидел. Суровые архангельские методы воспитания все-таки плохо влияют на нежную человеческую психику. Поначалу ему даже казалось забавным, насколько крепко эти двое держатся друг за друга. Параллельная реальность, которую ему под силу было создать, скрыла их от нежелательных глаз и давала простор для фантазии. Но раз за разом, пытаясь донести, казалось бы, очевидную для него самого истину, он видел в ответ лишь злость и отчаянное желание бороться. Сотни, тысячи вторников заканчивались одним и тем же. Упрямый Винчестер не хотел мириться с очевидным, насколько бы доходчиво ему это не объясняли.
- Кажется, маленький поганец скоро меня переупрямит, - подумал он тогда, обмакивая блинчик в клубничный сироп вместо кленового.
И снова осиновый кол замаячил на горизонте. Подумать только, он, Локи, - и снова оплошал перед человеком. Кажется, это ему пытались преподать урок, а не наоборот.
Глядя в полные слез глаза Сэма, он понял, что столкнулся с еще одной стороной неподвластного логике человечества. Даже зная, что его брат неминуемо умрет в ближайшее время, Сэм все равно умолял вернуть его.
Что-то внутри заставило его отойти от своей непоколебимой решимости. Кажется, люди называют это симпатией... Или может даже любовью.
Ему оставалось только признать, что упрямый юнец прав в своем неподчинении, и он сдался.

А вот итог их третьей встречи обернулся для него неожиданностью и полнейшим замешательством. На этот раз он не стал прятаться и надевать маски. Теперь роли играли Винчестеры. Пусть недолго, но по его правилам. Однако, так или иначе - все равно снова он потерпел поражение.
Стоя в круге из святого масла и не имея возможности, привычно щелкнув пальцами, снова оказаться хозяином положения, он внезапно осознал, что при всем своем могуществе он ОДИН. И всегда был один, где бы и с кем бы не находился. Зависть не свойственна ангелам, но эти двое настолько напоминали ему о том, чего он сам, во всем своем могуществе, был лишен, - о семье. Упрямо считая себя истиной в последней инстанции, он сам загнал себя в эту огненную ловушку.
Горькая усмешка скользнула по его губам. Он должен оправдываться. Говорить.
- Гавриил, ясно? Они называли меня Гавриилом.
"Я вообще-то архангел, ау! Я имел на это право, слышите?" - прозвучало в его словах.
Но вместо гневной речи разгневанного архангела получилось робкое оправдание брошенного ребенка, обиженного на собственную семью.
Никогда в жизни ему не приходилось оправдываться. Но под гневным взглядом старшего Винчестера ему пришлось произнести какое-то подобие исповеди.
Ему было безумно досадно, что он так глупо подставился. А еще досаднее было то, что ему открытым текстом напомнили том, из-за чего он сам сложил крылья. О том, что почти все его братья - отборные долбоящеры, для которых апокалипсис - как семейные разборки за воскресным ужином.
Сверху лилась вода, круг из святого масла давно погас, а он все еще неподвижно стоял, насквозь мокрый, растерянный и опустошенный, смотря им вслед.
Его назвали трусом и позорно загнали в ловушку, но желания догнать и отомстить не возникало.

****

Белобрысая стервочка - Судьба - явно тоже любила этих двоих. Но чаще в переносном смысле, чем в прямом. Поэтому, когда он увидел братьев там, где они явно не должны были оказаться, - среди его старых знакомых скандинавских богов, за милым ужином, решивших подумать над тем, что делать с такой мелочью, как Конец Света, то уже не сильно удивился. Напротив, кажется, он был рад их снова увидеть. Особенно не в роли оппонента, а по одну сторону баррикад. Что ни говори, а осиновый кол между тобой и собеседником создает некоторое напряжение в общении...

За два тысячелетия он успел привыкнуть к этим странным, циничным и жестоким существам, считающим себя богами. Но вот пойти на смерть за них его как-то совсем не тянуло. Он вообще никогда не стремился жертвовать собой. В каждой его черточке, в хитрой улыбке, в каждом жесте светилось жизнелюбие. Поэтому он, как и обычно, собирался просто дать им шанс одуматься и продолжать наблюдать со стороны, не вставая ни на чью сторону.

Братья, напротив, как будто забыв, что человеческая оболочка хрупка, постоянно шли ва-банк.
Показательно отдав богу душу, смастерив поддельный архангельский меч из консервной банки, он просто решил вытащить их всех из этого веселого местечка, но было уже поздно. У Дина, как обычно, были планы истинного камикадзе, и позорное бегство в них отнюдь не входило.
Гавриил видел все возможные итоги сегодняшнего дня. В половине из них бездыханные тушки братьев печально лежали на полу захудалой гостиницы. Где-то еще треть - что их скушают на обед его обозленные наглостью "родственнички ", пара-тройка - что им удастся спасти несчастных пленников... Но ни одного, ни одного - что эти двое оба выживут или не станут чьими-то костюмчиками.
Был один-единственный шанс, но и его итог был непредсказуем. И этот шанс требовал от него полностью изменить его политике стороннего наблюдателя. Требовал от него вновь расправить крылья и признать себя архангелом. Самому встать на пути у Люцифера и, если понадобится - убить его.
- Лучше поздно, чем никогда, верно?
Кажется, Люцифер был даже рад встрече с ним. Действительно рад был видеть своего младшего брата, даже несмотря на то, что тот, вместо семейных объятий, впечатал его в ближайшую стенку. Гавриил, может быть, даже мог его понять, но в этом поединке он боролся не за ангельское воинство, а за третью сторону. За людей. За тех, с кем он провел два тысячелетия. И конкретно за братьев. За Сэма, в конце концов. А за это стоило побороться.

Видит отец, он пытался этого избежать, но Люцифер был безнадежен в своей гордости и желании уничтожить все живое.
- Я знаю, где на самом деле твое сердце, брат, - Люцифер молниеносно развернулся, отвлекаясь от фантома, и, остановив его руку с мечом, сам вонзил его в сердце архангела.
Умирая, Гавриил, кажется, почувствовал облегчение, что его роль окончена. Что он не увидит печального финала...

****
Давно забытое прекрасное ощущение воздуха в трепещущих крыльях возвращало к реальности. Казалось, он парил в небе, но под ногами была твердая опора. На крыше небоскреба, словно на вершине мира, среди человеческого муравейника, стоял вновь рожденный Архангел.
Сквозь рваное одеяло туч просвечивал мутный огрызок луны, тая в сиянии, исходившем из-под ног, скользившем по пыльным плитам перекрытия, окуркам, забытым одинокими ночными романтиками, падая вниз, в зияющую пропасть, на дне которой реками расплавленного железа, огибая темные треугольники спальных кварталов, бьется свет фар. Медленно угасая, он поднимается выше, к холодному черно-синему небу по иглам небоскребов. Геометрически правильные оазисы зданий среди мерцающей феерии были словно карта окружавшего его муравейника человеческой жизни. Словно понятной одному ему азбукой Морзе, они рассказывали свою историю. Где-то теплым красноватым светом горел ночник над кроваткой ребенка, а напротив холодные неоновые огни освещали нелегкую работу офисного работяги, которому корпорация заменяла и семью, и жизнь. Множество параллельных, но не пересекающихся миров сосуществовали вместе, не задевая друг друга, перемигиваясь опознавательными знаками и снова расходясь, как галактики Млечного Пути.

Мир под его ногами выглядел весьма прозаично. Совсем не похоже на то, что все накрылось апокалиптическим медным тазом.
Видимо, выступить на бис его братьям все-таки помешали. Сложив крылья, словно одинокий альбатрос, он уселся на край крыши, болтая ногами.
- О... Из моих пернатых собратьев в пределах этого шарика остались только птички… Тем, кто рангом повыше, почти всем подпалили крылышки. Ну, по крайней мере, всем тем, у кого было лишние четыре пары.
Он поднял правую руку, и на его тонкий указательный палец приземлился небольшой белый голубь с веточкой в клюве.
- Ну, привет, курица. Выглядишь потрепанным, - птица встрепенулась и впилась ногтями в палец.
- А ты старомоден, однако. Со времен Ноя таскаешь один и тот же кустик. Самому не надоело?
Пернатое нечто флегматично уронило веточку, которая, вспыхнув, упала на подоконник десятью этажами ниже за считанные секунды.
- Благословение на халяву? Ты б ее, что ль в другом месте выкинул... Бедным смертным теперь тройню воспитывать...
Птица снова впилась ему в палец.
- Эй, тебя что, не кормят? - Гавриил бесцеремонно стряхнул птицу с руки. - Полегче, если не хочешь стать святым попугайчиком!
С легким шорохом крыльев птица приземлилась на плечо архангела, дотрагиваясь до виска, электрической иглой пронзая сознание.
Перед глазами мелькают образы того, что он пропустил. Последнее, что он помнит, - острое лезвие меча под ребрами и слезы на глазах старшего брата. Брата, который одной рукой поддерживал его за плечи, а другой пронзал смертельным оружием. Кажется, последнее, что он почувствовал, было это острое несоответствие между любовью и смертью.
- Нет, нет, без электрошока, пожалуйста. Помнится, после нашего последнего тесного общения я отправился учить поэзии неандертальцев... - Ангел нежно взял голубя за крылья и пересадил на плечо.
Внезапно голубь белым теннисным мечиком, рухнул вниз, в темноту. Гавриил растерянно развел руками,- Эй, ты куда?
Спустя буквально минуту птица, тяжело рассекая воздух , появилась перед ним. В клюве болталась яркая книжица непрезентабельного вида со следами зубов в нескольких местах.
- Азбука? Вот так всегда - грабим карапузов во имя великих целей. Ладно...
Голубь приземлился на бетонные плиты и, придавив книжку розовой лапкой, деловито перевернул несколько тяжелых картонных листов, остановившись на яркой странице с неестественно дружелюбной зеленой змейкой и буквой S. Вытянув шею как можно длиннее, птица показательно попрыгала на картинке, а потом, пискнув, плюхнулась на спину и, пару раз вздрогнув лапками, замерла.
Гавриил присел на корточки рядом с голубем и в замешательстве провел рукой по волосам.
- Похоже, кто-то хочет припомнить мне мое чувство юмора, да? – птица, не шелохнувшись, продолжила лежать кверху лапками.
- Хорошо, будем играть по твоим правилам, согласен. Значит, S, да?
- Снег, свет, сэндвич, секс… - он закашлялся. - Нет, это не из этой оперы, извини...
Птица нетерпеливо подскочила, перелистнув еще несколько страниц. С открывшегося разворота на него понуро взирал огромный Лось. Тут его осенило.
- Сэм!
Голубь подскочил и как китайский болванчик затряс головой. Потом снова картинно плюхнулся лапками кверху.
- Исчерпывающе.
Гавриил поднял книжку с пола и на мгновение задумался.С одной стороны, ситуация выглядело донельзя комично. Белый друг у его ног старательно делал вид, как будто подбирает что-то.
На самом деле возвращение к этой истории тупой болью отдавалось где-то внутри. С неба заморосил редкий дождик, капая на яркие страницы книги, которую он все еще держал в руках. Казалось, будто бы из глаз нарисованного Лося потекли слезы.
Сэм жив. Ради того, чтобы поплакать на похоронах его бы не вернули в этот мир. Но, судя по всему, находился близко к тому ,что так красноречиво пыталось изобразить пернатое.
Внезапно яркая обертка возникла перед его глазами, выводя из забытья. Несносная птица где-то добыла конфету и теперь зависла прямо над его головой на расстоянии вытянутой руки. Ангел машинально потянулся следом, но голубь, ловко увернувшись, поднялся выше, словно приглашая следовать за собой.

Встрепенувшись всеми тремя парами крыльев и, легко оттолкнувшись носками ботинок, Гавриил взмыл в ночное небо, попутно хорошенько закружив своего крылатого проводника в потоке ветра, так что тот выронил трофей.
Отточенным жестом поймав шоколадку у самого края крыши он, довольно усмехнувшись, положил ее в карман.
-Эй, я все понял, но это было лишним! Вставать между мной и сладким - заведомо безнадежная затея, дружок. Веди!
Птица, окутанная слабым белым сиянием, как проблесковый маячок в ночи понеслась вперед, с не свойственной голубям скоростью. Но если учесть, что это был не голубь, а древний Дух, то все было вполне естественно.
Гавриил еле успевал за сверкающей белой точкой. Похоже, они направлялись к окраине города. Спальные кварталы перемежались частным сектором и маленькими уютными домиками,утопавшими в зелени.
Его проводник, между тем, начал резко снижаться, кругами теряя высоту над старым, геометрически правильным зданием, окруженным колючей проволокой. Окна мутно светились сквозь решетки.
-Винчестера таки накрыли за махинации с кредитками?- промелькнула шальная мысль.
Голубь Вифлеемской Звездой завис рядом со входом внутрь.
Ангел мягко коснулся ботинками земли в указанном месте, складывая три пары огромных крыльев за плечами. Спустя несколько секунд, постепенно бледнея в тусклом свете фонаря, они и вовсе исчезли. А их обладатель из грозного архангела мгновенно превратился в улыбчивого человека небольшого роста и в смешных белых кроссовках. Словно пробуя землю на прочность, он слегка подпрыгнул на месте и танцующей походкой подошел к вывеске рядом со служебным входом.

Государственный госпиталь Северной Индианы
Психиатрическое отделение

Он присвистнул, жестом подманивая растрепанную белую птицу, недовольно нахохлившуюся на карнизе.
-Вот что бывает с людьми,которые спасают мир чаще рекомендованного Минздравом количества раз.
Птица не шелохнулась в ответ на его призыв, а потом и вовсе, с легким скрипом покинув металлический карниз двери, взмахнула крыльями и унеслась в ночное небо.
-Стой, вернись, несносное создание! - Гавриил даже подпрыгнул ей вслед, словно пытался поймать. Но проводив глазами исчезающую в пасмурном небе белую точку недовольно пробормотал.
-Все равно, где Папа ты не признаешься, даже если тебя заживо ощипать...
Не теряя драгоценного времени, он щелчком пальцев открыл замок на служебной двери и вошел внутрь здания. Терпкий,лекарственный запах сразу же ударил ему в ноздри, заставляя поморщиться. Дежурная медсестра мирно дремала за столиком ,что не удивительно в этот предрассветный час. Впрочем, его это не сильно беспокоило, все равно для нее он был незрим, как и для большинства смертных. Поток холодного ветра из открывшейся двери уронил вазу с засохшими хризантемами, и она с хрустальным звоном рассыпалась по полу, нарушая гробовую тишину. Пару раз мигнул неяркий свет настольной лампы. Девушка в белом халате встрепенулась и стала торопливо убирать осколки с пола.
В этот момент Гавриил уже стоял около высокого шкафа с бумагами в кабинете главного врача, вытянувшись на цыпочках и придерживаясь руками за верхнюю полку, бегло пробегал взглядом корешки папок в поисках заветной "S"
Наконец его взгляд натолкнулся на нужный документ, и он во мгновение ока оказался в его руках.
"Государственный госпиталь Северной Индианы
Психиатрическое отделение

Паспортные данные: Сэм Смит, 29 лет, Портленд, Орегон. Родственники неизвестны.
Поступил на отделение в ночь на 20 июля как пострадавший при дорожно-транспортном происшествии, первичный просмотр проведен в приемном покое Государственного госпиталя Северной Индианы и переведен в психиатрическое отделение утром 21 июля в связи с явными нарушениями сна и психических функций. Предварительный диагноз – депривация сна без видимых психических патологий
Жалобы больного: постоянные головные боли, гиперакузия, галлюцинации, расстройства зрения.
АНАМНЕЗ
Отстутствует в связи с неподтвержденной личностью.
ПСИХИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ
Ориентирован в личности, называет себя по имени, ориентирован в пространстве в пределах названия штата. Отказывается признавать любые психические нарушения, кроме видимого нервного возбуждения, вызванного отстутствием сна. Длительность бессонницы не установлена. Агрессивен, находится в состоянии повышенной раздражимости и не в состоянии контролировать вспышки гнева. Отказывается сообщать что-либо о своей семье. Не идет на контакт.
ВОСПРИЯТИЕ: агнозии и синестезии не обнаружено, возможны вербальные иллюзии, наличие парейдолии не установлено, предполагаются псевдогаллюцинации религиозного содержания, о причинах и картинах увиденного говорить отказывается. Осознает собственную личность и помнит произошедшее с ним до момента аварии. Замечены объективные признаки галлюцинаций. Смотрит в пустое пространство и периодически неестественно содрогается, как будто в его понимании кто-то пытается к нему прикоснуться.
ВНИМАНИЕ: не в состоянии сосредоточиться.
ПАМЯТЬ: воспоминания сохранены, способность запоминать новую информацию подтверждена.
МЫШЛЕНИЕ: видимых нарушений мышления не обнаружено. Не заторможено, соответствует возрасту и интеллекутальному развитию.
ИНТЕЛЛЕКТ: уровень интеллектуального развития соответствует возрасту.
ДВИГАТЕЛЬНО-ВОЛЕВАЯ СФЕРА: агрессивность, скрытность, раздражительность, чрезмерное напряжение, нежелание идти на контакт не только с врачами, но и обсулаживающим персоналом.
НАРУШЕНИЕ ИНСТИНКТОВ: отказ от пищи, импульсивная агрессивность, стремление к разрушительным действиям, безотчетный страх, тревога, излишнее отрицание любого изменения в окружающей среде.
НАРУШЕНИЕ МИМИКИ, ПАНТОМИМИКИ, РЕЧИ И ДВИЖЕНИЯ: равнодушно и временами разгневанное выражение лица, напряжение лицевых мышц и замороженная мимика лица, отсутствуют естественные жесты при общении, речь громкая, резкая, на повышеных тонах, движения лишены плавности, замечена неуклюжесть, невнимательность по отношению к предметам на своем пути, эмбриональное положение тела на протяжении всей ночи.
ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ СФЕРА: несоответствие эмоций содержанию представлений, объективной ситуации и поведению больного, потеря интереса к происходящему, беспричинные вспышки гнева, вероятно, в том числе направленные на самого себя.
НАСТРОЕНИЕ: злобное, напряженное.
НЕВРОЛОГИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ
Без очаговой симптоматики.

СОМАТИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ
Множественные гематомы, возможно легкое сотрясение мозга, вывих запястья после ДТП. Рентген выявил перелом дух нижних левых ребер и трещину в третьем правом. Патологий при дополнительном обследовании обнаружено не было.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Предварительный диагноз – интоксикационный психоз, связанный с многократным превышением дозы наркотических снотворных средств, выведенных из организма на 70%. Неподтвержденный синдром психического автоматизма, связанный с присутствием иной силы, управляющей телом больного. Тенденция к переходу депривации сна к инсомнии отсутствует путем безмедикаментозного лечения отсутствует. Оснований для диагноза раздвоения личности не обнаружено. Больной полностью ориентирован в собственной личности, скрытен и стремиться побороть самого себя, часто не замечает происходящего вокруг и находится в постоянном напряжении. Признаки шизофрении отсутствуют. Повторный осмотр назначен на 14 сентября 2011 года."

Гавриил растерянно перечитал историю болезни несколько раз. В том, что это именно Сэм, сомнений не оставалось. Он все еще жив, дышит, он пережил все то, что ему выпало назло Судьбе.
Ангел буквально кожей чувствовал его присутствие рядом. Словно частые и неровные удары метронома в висках отдавался чужой пульс. Он не чувствовал себя готовым увидеть его сейчас ... В таком состоянии.
Кинув папку на стол, он решительно направился в конец коридора, к одной из одинаковых зарешеченых дверей. Казалось, он считал каждый шаг по старым фаянсовым плиткам пола, отделявший его от Сэма. Десять , одиннадцать,двенадцать... Когда оставалось полшага, он остановился, прислушиваясь к себе.
Нет, он здесь явно не для того, чтобы просто смотреть. Он пришел помочь. И он сделает это.
Дверь в палату слегка приоткрылась, как от сквозняка,когда ангел проскользнул в нее. Здесь запах лекарств был еще сильнее, и к нему примешивалось что-то душное и сладковатое. Ангел поднял глаза и столкнулся с невидящим взглядом Сэма, который, раскачиваясь из стороны в сторону, сидел на кровати, несмотря на глубокую ночь. Небольшая борода, несколько ссадин на лбу, волосы, которых давно не касался парикмахер.И глаза. Глаза, от которых Гавриила пронзило острое чувство дежа вю. Когда-то он уже видел эти глаза. Видел немногим больше, чем две тысячи лет назад, незримо стоя на коленях на вершине Голгофы, среди обезумевшей толпы, не понимавшей, что перед ней вершатся дела Господни.
Ангел инстинктивно опустился на колени, вернее даже упал, потому что ноги предательски отказывались его держать, и вновь столкнулся глазами с Сэмом,который не мигая смотрел в одну точку. Ни безумия, ни злобы, ни страха, не читалось во взгляде. Только смирение и бесконечная усталость.
Не смея поднимать глаз,ангел привычным благословляющим жестом дотронулся до горячего лба. Ничего не произошло. Ни чудесного исцеления, вообще никаких изменений.
Еще раз, второй, третий, Благословение уже больше походило на жест отчаяния. Ангел встал, положив обе руки на виски Сэма и сосредоточился. Внезапно он словно почувствовал адское пламя, лизавшее его ноги, и вспышка света затмила сознание. Он ясно увидел голубые глаза младшего брата, в которых отражалась несвойственная ему фанатичная одержимость. Белая вспышка снова сменилась адским огнем, сквозь который он расслышал пугающе знакомый торжествующий смех. Того, по чьей вине он сам отправился в небытие.
Отшатнувшись, он выдохнул,
-Кас.. Вот уж не ожидал, что это сделаешь ты.
Затем он, внутренне радуясь тому что незрим, осторожно, как до иконы, дотронулся губами до лба несчастного парня.
-Взять твой крест может лишь возложивший его на тебя. А твоя задача - продержаться.

Часть 2 Fortuna caeca est(судьба слепа)

Fortuna caeca est
Девочке шесть лет, у нее копна непослушных рыжих кудряшек, огромные прозрачно-голубые глаза и вздернутый носик.
Она еще очень мала, но задумчивый взгляд выдает в ней способность видеть и запоминать.

На ее памяти было многое. Она помнила красивую женщину с толстой косой, от которой пахло пирогом и корицей. Женщину, у которой были невероятно теплые руки и звонкий веселый голос.
Ее звали Мама. У нее было много имен, но для нее она была просто Мама. Маленький рулевой их семейного корабля. По вечерам, когда вахта заканчивалась и штурвал переходил к папе, она превращалась в большого, смешливого ребенка, который еще сам не наигрался в куклы. А если выбрать момент, то можно было исхитриться и вытащить из кармана ее ситцевого халата шоколадку, которая почему-то все время там оказывалась. Мама варила какао, по вечерам приносила его на маленький столик у кровати и ставила на белую кружевную салфеточку вместе с круглым овсяным печеньем. А потом еще долго сидела с книгой на краешке кровати.
Папа был их капитаном. Широкоплечим, высоким, с бородой, как и полагается настоящему капитану. Он громко говорил, даже шепотом, смеялся басом и чихал от яркого света. А еще плохо притворялся Сантой.
Мэрин очень любила засыпать в каких нибудь неожиданных местах, чтобы папа, аккуратно, словно китайскую вазу отнес ее в кроватку, при этом она незаметно приоткрывала один глаз, чтобы посмотреть с какой важностью и осознанием собственного величия он это делал. Наверняка капитан дальнего плавания с не менее гордым видом мог бы стоять у штурвала.
Еще был Мэтт. Старший брат. Не по годам серьезный, с такими же, как у нее, глазами и тихим доверительным голосом, который так успокаивающе звучал по вечерам, когда он сидел около ее кровати и рассказывал о том как много на небе звезд, и что даже до самой близкой из них лететь миллиарды лет.
Всего 4 года разделяли их, но он все равно казался Мэрин очень взрослым.

А потом все изменилось, буквально за один день. Осыпались листья у цветов на подоконнике, яркие картинки в любимой книжке перестали улыбаться, даже снежно-белые занавески на кухне стали казаться бессмысленно-серыми. В этот день мама не вернулась домой. А с утра раздался телефонный звонок, ответив на который, отец за несколько секунд стал старше лет на десять и, впервые оставив их с братом совсем одних, пошатываясь, словно забыв порядок движений в каждом шаге, вышел из дома.
Ее нашли в другом городе, в котором она неизвестно как оказалась, посередине пустыря, со смертельным ранением в грудь. И кто-то будто бы шутки ради нарисовал за ее спиной два огромных крыла.

Все потеряло свое прежнее значение, какой-то тайный стержень их жизни сломался, превращая течение событий в раздельные несвязанные между собой действия.
Смешно и неумело отец завязывал бантики в непослушных волосах дочери и варил суп, похожий на остатки кораблекрушения, роняя на пол ложки, неуклюже опускался за ними, обязательно теряя по пути что-нибудь еще.
И однажды , когда в очередной раз нашаривал упавшее куда-то под стол мыло, он почувствовал у себя на плече маленькую теплую руку. Мэрин как-то не по детски посмотрела ему в глаза, смахивая с щеки что-то незаметное.
-Папа,ты весь испачкался! - она еще раз провела рукой, на этот раз по его волосам.- Наверное, теперь я буду мамой, верно? Вы же мужчины, вам нужна женская рука в доме!
Отец рассмеялся, привлекая к себе серьезное рыжеволосое создание.
-Мэр, ты еще ма-а-аленькая! - девочка нахмурилась еще сильнее, и, удобнее устраиваясь на его колене, быстро поцеловала его в лоб.
-Хотя, впрочем, ты вполне можешь помочь мне приготовить омлет...
Мэрин с недетской основательностью взялась за хозяйство, и, смотря как она, подставив маленькую табуретку, специально сделанную братом, чтобы дотягиваться до плиты, отец грустно улыбался, думая, что наконец-то жизнь входит в привычное русло. Со временем она даже научилась готовить что-то серьезнее омлета с помидорами, уже деловито собирала брату обед в школу.
А по воскресеньям ее рыжую головку можно было увидеть в церковном хоре. Пожилые прихожанки лишь укоризненно вздыхали, вспоминая, как накануне она с визгом молодого поросенка гоняла их цыплят.
Мэтт опять смотрел в свой телескоп поздними вечерами, и снова на маленькой тумбочке у кровати стояла большая белая чашка с какао.
Ступая по гулким плиткам дорожки, ведущей к дому отец видел сквозь освещенные окна террасы, что дома его ждет семья. А за ними худой, долговязый мальчик аккуратно, словно сокровище, обнимал одной рукой сестру, смотря на нее практически влюбленным взглядом глубоко посаженных глаз, а Мэр дремала, облокотившись на спинку кресла. Яркая косынка сползла на глаза, а из рук выпало неоконченное домашнее задание. Дверь отворилась с тихим скрипом, впустив главу маленькой семьи. Мэтью, обернувшись, быстрым жестом приложил палец к губам.
И, как когда-то в прошлой жизни, сильные руки отца подхватили Мэрин и аккуратно перенесли в неразобранную кровать. Брат поднялся следом, выбирая, куда наступить,чтобы доски пола не скрипели. Неуклюже укрыв сестру снятым со своей постели клетчатым пледом с кистями, он погасил свет и такой же кошачьей походкой спустился вниз, подбирая с пола яркую тетрадь. Он приложил руку ко лбу, закусил карандаш и, придирчиво сравнивая почерк, продолжил выводить аккуратно написанный текст.

****

Credo in unum Deum Patrem omnipotentem
Credo in unum Deum Dominum Jesum Christum
Credo in unum Deum Spiritum Sanctum
Credo in unum Deum Amen.

Голос улетает куда-то выше золоченых труб органа, к цветным сводчатым витражам, теряясь под куполом, среди полупрозрачной дымки.
Мэтт поднимает глаза над клавиатурой и стопкой нот и три раза стучит пальцем по крышке, обращая на себя внимание.
- Эй, сейчас уже лучше! Только пожалуйста не набрасывайся так на первое "ля" . Не марш же поешь!
И, набрав дыхание в легкие, чисто и правильно символ веры зазвучал в старой деревенской церкви.
Педали слегка скрипели под ботинками брата, когда он осторожно, словно боясь оступиться переключал регистры.
- Ты придираешься! - девушка нетерпеливо переступила с ноги на ногу. - Мы уже час репетируем!
- А может мне просто нравится тебя слушать? Об этом ты не подумала?
Мэрин, недолго думая, обрушивает на голову брата увесистый катехизис.
- А то, что мне еще весь вечер сидеть с тремя сорванцами миссис МакНамара, ты не подумал? Я обещала, а мне еще писать к понедельнику доклад по биологии!
Мэтт смешно, так же, как она, морщит нос, уклоняясь от тяжелой книги.
- Так и быть, тряхну стариной, напишу его за тебя, идет?
- Ой, прямо-таки сразу стариной, ты школу совсем недавно окончил. И давай ты лучше усатым нянем поработаешь, а я, пожалуй, сама поведаю миру захватывающую историю вакуолей и инфузорий-туфелек.
Не давая брату возможности возразить, Мэрин шустро проскальзывает между рядами длинных скамеек.
- Ээй, сама ты вакуоль! РЫЖАЯ! И у меня нет усов!
-Так отрасти, старина! Давно пора!- слышен ответ откуда-то со стороны выхода.

Старые мраморные плиты гулко звенят под каблуками туфель. В стене темного перехода, закатный солнечный луч, осторожно, словно пробуя, подсвечивает белую мраморную статую. Перебирая яркость, создавая иллюзию, что холодное мраморное лицо оживает, а волосы приобретают такой человеческий светло-русый оттенок.
Ощущение пристального взгляда откуда-то со стороны заставляет девушку обернуться, но взгляд сталкивается лишь с застывшей улыбкой сияющего мраморного ангела, который как будто смотрит прямо на нее. Мэр сделала несколько осторожных шагов, словно боясь спугнуть ощущение.
- "Gabriel archangelus", - шепотом прочла она надпись у подножия.
- Гавриил, значит, - сама не зная почему, Мэрин обратилась к статуе. - Ты какой-то слишком веселый для архангела.
Ангел молчал, глядя на нее с хитрым прищуром, а тонкие губы были сложены в совершенно несвойственной ангелам самодовольной улыбке.
Уже направляясь в сторону выхода, Мэр заметила несколько ярких фантиков: сквозняк из прохода закружил их, словно играя...

****

Золушка слишком быстро бежала со ступенек ее детства, так быстро, что потерянная прозрачная туфелька не осталась лежать в ожидании принца, а фонтаном острых хрустальных брызг хлынула под ноги.
Добрый Бог забыл о своей доброте создавая ему одному понятную сюжетную линию. И в странной игре, перебирая человеческие жизни, решил, что еще одна из них пришла к логическому завершению.
Это был вечер ее семнадцатилетия. Почти обычный вечер, за исключением того, что уборки, даже после немногочисленных гостей сильно прибавилось. Отец дремал в кресле, на веранде, периодически открывая глаза, с беспокойством поглядывал на дорогу, ведущую из города. Мэр, тоже иногда выходила, вглядываясь в темноту, но перекинувшись парочкой успокаивающих слов с отцом, возвращалась к уборке. На столе остывал чай. Телевизор бросал цветные блики на стены, но его никто не смотрел. Он жил своей электронной жизнью, создавая ощущение присутствия.
Смахнув последние пылинки и поставив чайник на плиту, девушка опустилась на стул, разглядывая собственное отражение в стеклах серванта. Темно-синее атласное платье выгодно сочеталось с огненным цветом волос, а немного нескладная фигура все равно выглядела очень мило, особенно на фоне мелькавших на ТВ анорексичных моделей. "Моделей человека", как называл их иногда с усмешкой брат, а отец поучительно кивал головой, выдавая не к месту фразу
- На таких как ты, Мэрин, женятся, а с ними, - он показывал куда-то в пустоту пальцем,- гуляют по клубам!
При слове "женятся" брат почему-то мрачно замолкал, а Мэрин краснела. Было уже двое кандидатов, но как-то все глупо с ними вышло. Один пел ей под окном серенады, за что схлопотал картошкой по шляпе (она прилетела откуда-то с верхнего этажа дома, и Мэр подозревала чьих это рук было дело, но, признаться, была даже благодарна за это). А второй банально подрался с Мэтью за наглую попытку слишком вольно обнять его драгоценную сестрицу за талию. После пары синяков он и близко подходить к ней боялся. Мэтт, сердито огрызнулся вместо извинения:
- Разве настоящую любовь спугнет пара подзатыльников?!
На том вопрос и закрыли.
Меж тем окончательно стемнело, стрелка часов приближаясь к 11, а брат так и не возвращался, хотя обычно в это время он уже тайфуном врывался в дом, бросая сумку на диван и набрасывался на приготовленный Мэр ужин, попутно громко рассказывая о том, что сегодня веселого случилось в колледже.
Чайник на плите громко засвистел, извещая о том, что он наконец-таки закипел. Девушка нехотя поднялась со стула, и только щелкнула выключателем, как вместо какой-то очередной мелодрамы на экране телевизора появилось встревоженное лицо ведущего экстренных новостей.

"Страшная авария на местной трассе ------------ произошла буквально несколько часов назад. Водитель грузовика заснул за рулем и врезался в рейсовый автобус, задев так же несколько легковых автомобилей - водитель грузовика погиб на месте. В результате столкновения возник пожар, есть погибшие и раненные. Пострадавшим оказывается помощь, в ближайшее время они будут доставлены в областную больницу".

На экране мелькали отблески пожара в полумраке ночи, покореженные машины и сосредоточенные лица медиков, помогавших раненным. Среди прочих лиц, ей показалось, что она увидела брата, лежавшего на носилках, которые торопливо поднимали в машину скорой помощи. Она была почти уверена, что это он. Тем более, что именно этим рейсом брат обычно возвращался из города.
Мэр несколько секунд сидела, как вкопанная, осознавая произошедшее. В голове как будто кто-то посторонний, независимо от общего ощущения паники, сформировал четкий план действий. Девушка со спокойным лицом поднялась наверх, собрала деньги и документы, скрупулезно проверяя, все ли она взяла. Одела пальто прямо на легкое платье, перекинула через правое плечо сумку со всем необходимым и вышла на веранду. Отец уже спал в кресле, укрытый пледом. Какое-то странное предчувствие, больше похожее на неуверенность в том, что происходит, подсказывало ей не будить его. Вдруг она ошиблась, а подобные новости обычно не прибавляют пожилым людям здоровья... Взяв со столика карандаш, которым до этого разгадывали кроссворд, она размашистым почерком написала: "Папа, я уехала за Мэтти в город, позвоню позже, ужин в холодильнике, Мэр", - и положила записку прямо на открытую книжку.

Ночной воздух действовал отрезвляюще, снимая первоначальный мандраж, как будто остужая голову.
- Может все не так страшно, может быть это просто царапина, а возможно она вообще обозналась, - успокаивающие мысли птичками стучались к ней, пока она ждала машину в нужную сторону. Попутка нашлась довольно быстро, благо ехать до города было всего минут 40. Местный фермер, глядя на ее расстроенное лицо, не задавал лишних вопросов, и даже отказался от денег за проезд, высаживая ее на пустынном перекрестке около города.
Остаток дороги она прошла пешком, периодически сбиваясь на бег, но быстро уставала и ,хватая холодный воздух ртом, переходила на шаг. Где находится медицинский центр, Мэрин знала прекрасно, еще детьми их водили сюда к стоматологу, на обратном пути заворачивая в парк аттракционов. Кстати, а вот и он. Большие, яркие ворота казались какими-то несуразными, а клоуны, нарисованные на них, пугали.
Перед самым входом в ярко освещенное здание больницы девушка остановилась, поправляя одежду.
-Боже, я, наверное, выгляжу как будто только что сбежала с выпускного бала, - зачем-то укоризненно сказала она себе и уверенными шагами поднялась по ступенькам.
Сестра на ресепшне быстро печатала, попутно сверяясь с кем-то по телефону. Имена, фамилии, номера историй болезни... Кажется, она приехала по адресу. Телефон с легким стуком встал на свое место, и она услышала уставший голос, на этот раз обращенный к ней.
- Родственница?
- Да.
- Имя, фамилия.
- Мэтью, Мэтью О 'Брайан, 23 года.
Отблески экрана отражались в очках медсестры, когда она проверяла картотеку.
- Такого имени нет в списке, к сожалению, - она подняла глаза, подслеповато щурясь над дужками очков.
Мэр опустилась в кресло, растерянно озираясь по сторонам. Люди вокруг чего-то ждали, разглядывали плакаты на стенах или куда-то быстро шли по своим делам, а она выпала из круговорота событий с ощущением странного облегчения. Уже почти было развернувшись к выходу с тревожными, но такими обычными мыслями о том, как ей теперь добираться до дома, она почувствовала, как ее аккуратно подхватили за локоть. Пожилой доктор в синем халате, как-то слишком пристально разглядывал ее лицо.
- Девушка, вы кого-то ищете? -он склонил голову, ожидая ответа
- Да, брата. Но мне только что сказали, что его нет в списке!
- Вы только не переживайте, пожалуйста, но не все, кого сегодня привезли были в состоянии назвать свое имя или имели при себе документы, а ваше лицо мне смутно напомнило одного пациента...- доктор говорил сбиваясь, быстро проговаривая слова, как будто боялся, что он будет понят неверно.- Вы не пройдете со мной?
-Куда? - Мэрин прислонилась к стене, чувствуя, как сознание куда-то уплывает то ли от усталости, то ли от продолжительной пробежки.
- В реанимацию. Может быть, я знаю,кого вы ищете.

Как будто в тумане ей помогли снять пальто и надели белый халат. Пальцы предательски не слушались, торопливо застегивая маленькие пуговицы на нем.
Она даже не поднимала глаз от аккуратных плиток на полу, зачем-то стараясь попасть туфелькой точно в центр, и считала шаги. Ей казалось, что если она начнет думать, то закричит, или упадет в обморок, а она была обязана сохранять самообладание, все еще надеясь, что это ошибка, и брат с отцом уже ищут ее дома.
Но взгляд сквозь стекло крайней палаты заставил ее, коротко вскрикнув, броситься к закрытой двери. Это был Мэтт. Вне всяких сомнений. Кислородная маска закрывала лицо, но сбившиеся рыжие кудри она бы узнала из тысячи. Ее, аккуратно придерживая за плечо, отвели в сторону. Доктор, привычным жестом откупорив нашатырь, без каких-либо предисловий сунул ей под нос. Видимо, эту нехитрую процедуру ему сегодня пришлось проделать не раз.
- Это ваш брат?
- Да, да это он, - Мэр задыхаясь отвела его руку от лица. - Его зовут Мэтт О 'Брайан, что с ним случилось? Можно мне к нему!?
- Тихо, тихо, юная леди, а то вам самой понадобится доктор. Состояние вашего брата пока стабилизировалось, но никаких гарантий я не даю. Молодому человеку очень не повезло, он сидел на переднем месте. При столкновении ему оторвавшимся поручнем повредило обе почки. Состояние тяжелое, но он пока стабилен. В сознание не приходил. Я думаю, вам можно пройти к нему, но перед этим вам стоит самой немного прийти в себя,- доктор медленно развернулся подзывая жестом проходящую медсестру. - Пять кубиков диазепама юной леди за мой счет, и можете запускать ее в палату.
Мэр, казалось, не замечала, как руку выше локтя перетянули резиновым жгутом, вяло подвигала пальцами в ответ на просьбу медсестры. Ее взгляд был устремлен только в одну сторону - за синеватое стекло палаты, где среди незнакомых приборов, датчиков и трубок лежал ее брат. Он никогда не болел и даже практически не простывал. Тем более это зрелище выглядело каким-то до нереальности абсурдным. Легкий укол в вену на сгибе локтя , и спустя пару секунд внутренняя дрожь начала утихать, уступая место апатии. Внезапно захотелось перестать двигаться, лечь и уснуть прямо здесь, наплевав на все существующие правила.
Несколько минут ей дали посидеть с закрытыми глазами, а потом все тот же пожилой доктор подошел, шелестя полами халата, и даже не открывая глаз девушка узнала его по терпкому запаху нашатырного спирта.
Он даже ничего не сказал,жестом приглашая ее следовать за собой.
Дверь открылась, пропуская ее в маленькую палату, наполненную непонятным оборудованием, на большом экране в изголовье тонкая зеленая линия неровными зигзагами на черном фоне вычерчивала нить кардиограммы. Мэр знала, что пока она движется - надежда есть. Пару секунд она стояла, не двигаясь, даже не понимая, что их оставили наедине.
Мэтт выглядел очень плохо, губы практически побелели, а кожа приобрела странный желтоватый оттенок. Ссадин, порезов и еще каких то характерных для автокатастрофы повреждений практически не было. Создавалось впечатление, что он давно и тяжело болен. А ведь еще с утра он был абсолютно здоров и улыбался, обнимая ее на прощание. Говорят, в таких случаях срабатывает интуиция, и глядя вслед человеку хочется крикнуть ему: "Остановись!". Что появляется какое-то смутное беспокойство... Так вот, этого не было в тот день. Происходящее, с его резким запахом, странными звуками больницы и резким белым освещением смахивало на дурной сон. Тем более мысли путались, как будто цепляясь одна за другую, видимо, под действием успокаивающего.
Мэр подошла к кровати и медленно, как будто сомневаясь, взяла брата за тонкие пальцы. Не потому, что это было необходимо или ей этого хотелось, она совершенно не представляла себя в подобной ситуации, а в фильмах так почему-то всегда делали. Наверное, это какой-то важный ритуал, подумала она, крепко сжимая его руку.
У него были пальцы прирожденного пианиста, длинные, точеные с коротко стриженными ногтями, чтобы не мешать игре. Ее всегда удивляло, как он мог совмещать в себе две эти грани. Тонко чувствующего музыканта, способного часами просиживать за нотами и мальчишки -сорванца, не признающего никаких правил.
Не замечая стоящего в углу кресла, Мэрин опустилась на колени, положив голову на сложенные на кровати руки и отключилась. Просто и без снов упала в темноту.
Прошло, наверное, совсем немного времени, и то ли затекшие ноги, то ли ощущение того что кто-то перебирает ее волосы заставили открыть глаза.
Мэтт очнулся. Он смотрел на нее, не пытаясь ничего сказать. И смотрел так, что ей от одного взгляда стало страшно. Казалось, он был совсем не здесь, с ней рядом в палате, а где-то по ту сторону реальности. Он даже не моргал.
-Мэтти, все хорошо, я здесь, - Мэр произнесла эту фразу будто бы под чью-то диктовку. На самом деле слова "Все хорошо" казались ей лицемерными..
-Мэрин, рыжая моя, - он тяжело подняв руку убрал от лица кислородную маску. Похоже, это он пытался ее успокоить. - Я так и не сделал тебе подарок. Он дома в гараже, за большим синим ящиком, найдешь, верно?
-Найду. А лучше сам найдешь, когда мы вернемся.
Брат попытался кивнуть в знак согласия, но внезапно тяжело задышал, судорожно сжимая пальцами ткань пододеяльника. Приборы резко и противно запищщали, сначала тихо, а потом сильнее, подавая сигнал о том, что что-то случилось.
Мэтт из последних сил оттянул резинку, чтобы получить возможность говорить
- Не бойся, Мэр, я всегда буду с тобой, только не так... Это слишком глупо ... глупо..

Вбежавший медперсонал чуть не сбил ее с ног, в ушах набатом отдавалось прерывистое пищание датчиков. Она не помнила, вывели ли ее из палаты или она вышла сама. В ушах словно зацикленная запись на сломанной пластинке повторялись крики:
- Разряд, еще разряд!
И звуковой пунктир, на фоне превратившийся сначала в сплошной звук, а затем и вовсе утихший. Она стояла лицом к желтой стене напротив двери, не решаясь обернуться и посмотреть. Казалось, что если она обернется, она примет тот факт, что все это происходит на самом деле. И, когда в очередной раз она услышала за спиной знакомые шаркающие шаги, уже знала чего ожидать.
- Я сожалею... - он сделал паузу всматриваясь в ее глаза, как будто для того чтобы удостовериться, нужна ли ей дальнейшая информация. - Кровоизлияние в мозг. Мы сделали все, что от нас зависит. Я сожалею,- повторил он.
Эта фраза как будто записалась в ту вереницу звуков, которая уже, не переставая, гудела в ее голове, она была словно финальным аккордом, под который ее организм сдался. Сознание милостиво отключилось, и девушка, без лишнего трагизма, как-то буднично, словно ложась спать после тяжелого дня, осыпалась на пол.

Дальше все было словно в тумане. Несколько дней в больнице, отец из последних сил, старавшийся держаться, дождливый вечер, в который они вернулись домой и похороны на следующее утро. Вторые в ее жизни. Она даже не плакала, стоя среди тех, с кем они всегда жили рядом, с друзьями, знакомыми - все они были здесь, живые и здоровые. А Мэтти будто бы был не здесь у ее ног в только что выкопанной могиле, а где-то недалеко, среди своих друзей.. Но деревянный крест рядом с надписью "Диана О 'Брайан 1975 - 1993" был словно немым доказательством того, что она так не хотела принимать.

****

Мэрин поеживаясь опустилась на колени рядом с камином и закрыла лицо руками. Языки пламени, словно соревнуясь друг с другом, плясали по потрескивающим поленьям, но жар от них почему то обжигал, не согревая. Пальцы немели от холода, несмотря на два свитера, в спешке одетых один на другой. Внезапно выдох превратился в облачко белого пара, что совсем уж нельзя было списать на озноб в жарко натопленном помещении. Лампочка люстры лопнула, ярко вспыхнув на прощание, и с надтреснутым звоном осыпалась на пол. Словно в некачественном кино с помехами на фоне окна возник силуэт, который она бы узнала из тысячи. На нее смотрел брат. Смотрел так же как раньше, когда был жив, но что-то неуловимо изменилось.
-Мэр, помоги мне... -призрак периодически бледнел и сквозь него было видно, как запотевшие стекла покрываются узорами льда.
Свет фонаря, падавший из окна, казался единственно реальным, проходя тень брата насквозь.
Он одним рывком переместился,возникнув прямо перед ней.
- Мэр, ты должна уйти, уйти ко мне! Я не хочу больше так, один! -он опустился рядом с ней на одно колено в робкой попытке обнять сестру, но полупрозрачные руки прошли насквозь. Бессильно опустив плечи, он замер, ожидая ответа.
- Мэтти, я, наверное, сошла с ума... Я так тоскую по тебе, что теперь у меня галлюцинации. Бедный отец, он думал смена обстановки мне поможет, но теперь вот это! - девушка шептала, сбиваясь на всхлипы и смотря куда-то в сторону.
- Мэр, это я! Это правда я! - Мэтт снова возник, в полный рост посередине комнаты. На этот раз голос звучал гулко, громко, но как будто через одеяло. Фонарь за окном тоже замигал в предсмертных попытках сохранить целостность.
Мэр упала, накрывая голову руками.
- Нет, Мэтти, это не ты... Ты не такой, ты совсем не такой!!
Глаза призрака сверкнули стальным блеском. Похоже, он потерял остатки самообладания, а вместе с ним и человечности.
Пламя камина, практически угасшее, вспыхнуло, разливаясь огненным ручьем по полу, словно голодный зверек перескакивало с предмета на предмет, в абсолютной, неестественной тишине.
- Я сделаю это сам, раз ты боишься!
Мэр откатилась под письменный стол в попытке пробраться к двери. Леденящий холод внезапно сменился удушающим жаром.
Дверь вздрагивала от ударов с той стороны. Были слышны неразборчивые крики, но девушка так и оставалась в позе эмбриона, постепенно теряя сознание.
Последнее, что она помнила - глухой стук выломанной двери, падающей в комнату.

***

Говорят,на грани смерти перед глазами у человека проносится вся жизнь. Но никогда не говорят почему.
Потому что Ангел, приходящий за душой, стоит рядом. Или же Мрачный Жнец.
Приоткрывая залитые слезами глаза, Мэрин почти видела такое знакомое почему-то лицо, окруженное мягким золотым сиянием. Улыбку, которая еще тогда показалась ей странной.
-Gabriel, - прошептала она, снова закрывая глаза. - Тебя не существует...

Часть 3 Déjà vu

Часть 4 Debes, ergo potes

Часть 5 I want it to be over

Часть 6 Carry on my wayward son

запись создана: 29.11.2012 в 22:36

@темы: Warning! Слэш!, Капитолина Ивановна я вам эльфийку нарисовала!, О ангелах и конфетах.

---

Carry on my wayward son

Carry on, you will always remember
Carry on, nothing equals the splendor
The center lights around your vanity
But surely heaven waits for you

Carry on my wayward son
There'll be peace when you are done
Lay your weary head to rest
Don't you cry no more

6 глава.

Все, что воспринимал Сэм в последнее время, определялось ощущением света и тьмы. Свет, появляющийся с первыми лучами солнца, мягко проникал сквозь больничные жалюзи и оттенял каждую пылинку на полу. Он не приносил никакого облегчения, не дарил надежду, но хотя бы не затягивал в бесконечную пустоту небытия, как темнота, которая заставляла его думать о неизбежном, о том, что он хотел бы пережить и не пережил, и о том, чего никогда бы не хотел вспоминать. Свет же давал возможность отвлекаться на любую мелочь.
Сейчас же он чувствовал только то, что его куда-то везут на каталке по неровному полу. привычное чередование света и тени сквозь закрытые веки показывало, что он еще жив.
И нельзя сказать, что его это радовало.
Встревоженные голоса медперсонала доносились до Сэма, как сквозь толстое одеяло.
- Что здесь, черт возьми, происходит?!
- Вызывайте полицию немедленно!
- Связь не работает, обрыв на линии.
- Что за чертовщина с освещением?
- Бригаду в шестую палату, девушка в коме!
Сэма не очень аккуратно переложили на койку. Медбрат даже выругался пару раз, пытаясь поднять его с каталки. Но в конце концов просто спихнул, недовольно сопя.
Кто-то, словно издеваясь, светил фонариком прямо в лицо Сэму. Снова открывать глаза было странно, будто бы он и вовсе забыл, как это делается. Попытка пошевелиться ни к чему не привела. Тело отказывалось слушаться, а руки были прикреплены к поручням кровати мягкими кожаными ремешками.
- Вынужден вам сообщить, что медикаментозное лечение придется прекратить, - голос доктора звучал сухо и равнодушно, он говорил это скорее для галочки, да и не был уверен, что его вообще слышат. - Мы поробуем кое-что более действенное, вам не стоит волноваться, на многих это оказало положительное влияние.
Как будто дожидаясь своего акта в этом представлении, из-за плеча доктора вынырнула физиономия Люцифера. На нем был такой же налобный фонарик и белый халат.
- Лоботомия, Сэм!
- Электрошоковую терапию, - закончил доктор.
Люцифер скорчил гримасу:
- Какая, однако, жалость.
***
Дин расталкивал плечами толпящийся в вестибюле народ и даже не оборачивался, чтобы посмотреть, следуют ли за ним его спутники. Хаос и непонимание происходящего висели в воздухе. Кто-то собирал разбросанную документацию и убирал осколки стекла с пола, кто-то искал причину обрыва связи.
-Теракт? Несчастный случай? Эпидемия? Ураган? - предположения высказывались самые разные, но Дина не интересовало, как разрулят эту ситуацию сверху. Вписаться в этот хаос, не вызывая лишних вопросов, было несложно. Сложно было найти Сэма или того, кто мог бы сказать, где он, однако Дин по чистой случайности заметил доктора, который встретил его в этой больнице в первый раз.
- Эй, стойте, подождите! - Дин чуть не сбил с ног какую-то молоденькую медсестру и схватил главврача за рукав халата, надеясь, что не обознался. Впрочем, в этом бардаке приличия давно уже летели к черту.
- Сэм Смит, помните? Нарушения сна? Я был здесь около трех дней назад, помните меня?
Врач обернулся и устало посмотрел на Дина, снял и протер очки.
- Еще пару часов назад я бы сказал, что вы опоздали, - он провел рукой по лицу, будто бы стряхивая что-то невидимое, и поднял на Дина глаза. - Но ваш брат очнулся. Где-то через сорок минут вы, возможно, сможете его увидеть...
Старший Винчестер уже не контролировал собственные эмоции и просто схватил дока за ворот халата, окончательно убеждая его в том, что Дину и самому место в этом милом заведении.
- Сорок минут? Где он сейчас, скажи мне?
Кас решительно прошел вперед, увлекая Дина за собой. Врач хотел было позвать охрану, но, оглядевшись, понял, что в данный момент это не принесет желаемого результата. Шедшая следом за ними Мэг шепнула ему пару слов и напряженное выражение ушло с его лица.
Кас, будто следуя проложенному маршруту, свернул в безлюдный коридор и остановился около стены, изучая нарисованную на ней перечеркнутую руну. Судя по темному контуру, она была нарисована засохшей кровью. Черта, которой ее погасили, была еще теплой от копоти, будто бы ее провели угасающей свечей.
- Это место было защищено. До недавнего времени, - Кас провел по знаку рукой, будто пытался узнать, кто его начертил.
- Ангел мой, видать, ты не всех прибрал, - скорее заинтересованно, чем обеспокоенно протянула Мэг, словно принюхиваясь к окружающему пространству.
- Конечно, тебя оставил, - буркнул Дин, почти игнорируя то, что заинтересовало его спутников. Сейчас его занимало другое.
Кас пробежал вперед, остановился у двери с надписью "процедурная", подергав за ручку, выяснил, что она закрыта и не задумываясь вышиб ее ногой.
И как раз вовремя.
Картина, которая предстала перед ними, была воплощением одного из страшных снов Дина. Сэм пристегнут к кушетке, к его вискам прикреплены какие-то провода, по которым, очевидно, сейчас проходит высокое напряжение. Демон, который, видимо, решил расквитаться с Сэмом за всех, кого Кас отправил в ад несколькими минутами ранее, протянул руку к переключателю, собираясь поднять напряжение выше критического, но Кас опередил этот жест, перехватив его руку. Вспышка, и незадачливый демон присоединился к своим собратьям по месту основной прописки.
Кас щелкнул переключателем и сорвал провода с головы Сэма, который, похоже, уже совершенно не осознавал происходящее. Ангел дотронулся до его разгоряченного лба.
- Нельзя было разрушать стену. Я все исправлю, - Кас закрыл глаза, концентрируясь, но ничего не произошло.
- Ты не настоящий, - резко выдохнул Сэм, открывая глаза, и, продолжая вздрагивать, откинулся обратно на подушку.
- Сэм... Мне очень жаль, - Кас бессильно опустил руки, поднимая растерянный взгляд на Дина.
Тем временем Мэг вошла в палату в сопровождении двух охранников.
- Ну вот, я же говорила! Что у вас тут вообще происходит, можете объяснить? - преувеличенно озабоченным тоном произнесла она, пока ее спутники испуганно косились на лежащего на полу коллегу.
***
Габриэль потерял счет времени с тех пор, как встретил брата около больницы. Может быть, он отключился, а может, просто перестал существовать на некоторое время. Редкие капли дождя проходили сквозь него, разбиваясь об асфальт мелкими брызгами. Если считать существованием собственное восприятие мира и тот факт, что тебя видят другие, то в этот момент Габриэль не существовал. Сторонний наблюдатель, пилот разбившегося самолета. Даже память отказывала, лишь изредка вспыхивая яркими картинками из прошлого. Окружающее воспринималось бессвязным набором образов, мыслей, слышных со всех сторон. Очертания предметов смазывались, уступая место чему-то иному, что придавало каждому из них смысл. Окружающее убаюкивало, уносило куда-то вдаль, заставляя рассредоточить внимание. Легкий шорох крыльев, четко различимый среди прочих звуков, обратил на себя внимание Габриэля. Оставляя еле видимый серебристый след на фоне ночного неба, к нему спускался старый знакомый - голубь.
Он мягко приземлился рядом и наклонил голову, будто бы оценивая ситуацию. Птица точно видела его, точнее, ту тень, что от него осталась. Неизменная веточка в клюве дрогнула и упала на мокрый асфальт, окутанная слабой дымкой.
- Гуманитарная помощь сверху, не иначе? - то ли подумал, то ли произнес архангел, чувствуя, как окружающему миру возвращается четкость. Птица сделала попытку клюнуть пространство, как бы намекая на то, что ирония в данный момент неуместна.
- Все, все, молчу. И на том спасибо, курица.
От земли поднимался слабый туман, оттеняя силуэт здания, стоявшего перед ним. Очевидно, времени прошло совсем немного.
***
- То есть как это - не можешь?!
Слова Дина вместе с волной чужих эмоций докатились до Габриэля подобно сейсмическому толчку, безошибочно выдавая местонахождение человека. Спустя несколько секунд Габриэль уже был рядом. Воздух буквально вибрировал от эмоций тех, кто находился в замкнутом пространстве палаты. Страх, недоумение, растерянность Дина смешивались с отчаянием и чувством вины Кастиэля.
Сэм, очевидно, совершенно не воспринимавший реальность, звучал где-то на другой волне. Попытавшись почувствовать её, Габриэль обнаружил, что на стуле, плотно придвинутом спинкой к кровати, сидит Люцифер и с выражением читает яркую детскую книжку про трех поросят.
- В нем нечего восстанавливать. Все разгромлено. То, что засело в его голове, раскрошит остатки в пыль, - и снова в голосе Кастиэля прозвучало невыносимое сожаление. Как будто тонкая доска, по которой ангел переходил пропасть, резко сломалась, и пришло ощущение свободного падения, которое неизбежно превратится в боль от удара о камни. Поэтому, наверное, Кас так боялся поднять взгляд на Дина, прятал глаза, избегал взгляда как упрека в том, что это он - виновник происходящего. Пока вопрос не вставал так остро, ощущение падения — а значит, и надежда на то, что есть еще шанс за что-то зацепиться, - оставались.
- То есть его не спасти, он останется таким, пока не умрет? - голос Дина дрожал, сбивая на свою волну. Липкое, всепоглощающее чувство страха заполняло Дина. Он боялся. Боялся настолько, насколько вообще может бояться сильный и привыкший скрывать свой страх человек. Он боялся, что кто-то войдет и помешает им, боялся за Каса, который еще недавно не знал о существовании демонов и уповал на милость Бога, боялся за умирающего брата, беспомощно лежащего сейчас на кровати.
-Мне жаль, так просто с этим не справиться, сам понимаешь... - Снова вина без попытки оправдаться.
Габриэль чувствовал себя сверхпроводником. Он был везде и одновременно нигде. Не чувствовал ничего и в то же время чувствовал каждый нюанс, каждый вдох людей, находившихся рядом. Такой силой он не обладал ранее, а может, это была и не сила, а просто уровень существования, между до и после.
- Кастиэль! - Габриэль сконцентрировался на чувствах брата, практически полностью ощущая даже его вессель. Ему оставалось только надеятся, что Кас услышит его голос среди собственных мыслей. - Кастиэль! Ты же догадываешься, что нужно сделать. Если это невозможно исцелить или восстановить, значит, выход только один. Мироздание любит симметрию.
- А если переместить? - произнес Кас вслух, отвечая на мысленный вопрос.
- Да, именно так, ты все правильно понял. Да, ты не знаешь, чем это кончится, но, согласись, это поможет не только Сэму, но и тебе, поможет хоть немного простить самого себя.
- Что переместить? - недоуменно спросил Дин, но Кас был так поглощен неожиданным шансом на реабилитацию в глазах того, кто был его невольным ориентиром, что игнорировал вопросы от него.
- Да, переместить, и Сэм встанет на ноги!
Испачканная ткань плаща соприкоснулась со снежно-белыми больничными простынями, и, прежде чем сделать то, после чего назад пути уже не будет, ангел посмотрел в глаза своего человека, надеясь увидеть там прощение и одобрение.
- Так будет лучше. Я не умру, - Кас подвинулся к пытающемуся в ужасе отстраниться младшему Винчестеру, чей персональный глюк сейчас старательно изображал доброго доктора.
- Сэм. Будет больно. И, если я не смогу сказать тебе это потом, — знай, мне очень жаль, что я так с тобой поступил, - ангел с силой прижал руку к лицу Сэма, под ней вспыхнули бордовые прожилки, словно у ангела и охотника внезапно образовалась общая кровеносная система с темной светящейся жидкостью вместо крови. Недуг перетекал по образовавшейся связи, будто все это время ждал своего часа.
***
Дин стоял, прислонившись к холодному стеклу, отделявшему его от палаты, в которой находился Кас. Удивление на лицах врачей, когда они узнали, что один пациент внезапно выздоровел, но образовался другой с точно такими же симптомами, его волновало мало. Там, за этой стеной, Кас сидел совершенно безучастно, как маленький ребенок, задумавшийся о чем-то, как кукла в руках медсестры, которая переодевала его в больничную одежду. Он смотрел прямо перед собой пустым взглядом, от которого у Дина сжималось сердце. Нет, вопрос, кого выбрать, перед ним не вставал, и это было отлично, потому что, будь иначе, он, наверное, до сих пор бы метался, но так и не выбрал бы. Но теперь, когда Кас сам сделал этот выбор в пользу Сэма, Дин чувствовал себя ответственным за это, будто бы он толкнул ангела на это, заставил своим поведением.
Дверь скрипнула, выпуская молоденькую медсестру. Она не стала комментировать происходящее, видимо, подсознательно почувствовав, что в данный момент человек, стоящий рядом с палатой, готов говорить только с тем, кого она только что оставила, даже зная, что ему не ответят.
- Можете войти к нему.
Дин на негнущихся ногах вошел в палату. Он многое хотел сказать, но прекрасно понимал, что от его слов, может быть, станет легче только ему самому, поэтому он просто, повинуясь внезапному порыву, встал на колени рядом с ангелом. Как это, наверное, нормально, на самом-то деле, несмотря на то, что в целом ситуация была на грани абсурда. Человек должен молиться своему ангелу, а не ангел молить о прощении своего человека. А еще Дин прекрасно понимал, что не сможет остаться здесь, рядом с Касом, как бы ему этого ни хотелось. Безумный темп их жизни давно уже требовал от него жертвовать всем ради этой самой жизни, а главное, ради того, чтобы она продолжалась для других. И жертва Кастиэля тоже была, по сути, ради того, чтобы Сэм мог продолжать бороться. И остаться здесь, с ним, означало не принять эту жертву и проявить слабость.
Дин прислонился лбом к горячей руке Каса, чувствуя, как давящее ощущение в районе горла перерастает во всхлип, а по щекам начинают течь слезы. На пол, на хлопковые больничные штаны, в которые одели Кастиэля. Так бестолково и по детски разрыдаться было совершенно невозможно, но в то же время не рыдать было нельзя.
***
Сэм уже почти полчаса пытался доказать врачу, еще недавно отправившему его как почти безнадежного на электрошоковую терапию, что, кроме повышенной небритости и общего не очень товарного вида, серьезных симптомов заболевания у него не осталось. Эскулап недоверчиво его щупал, задавал странные вопросы и даже пытался взвесить, но затем, отчаявшись, расписался-таки в том, что пациент как был болен по неизвестной причине, так теперь и здоров по причине столь же неизвестной. Дипломированный специалист не мог смириться с тем, что ему не дают основательно изучить ни причину странного заболевания, ни причину внезапного выздоровления. Сэм терпеливо и, по возможности, односложно отвечая, расписывался на многочисленных бумажках, подтверждающих, что клиника снимает с себя всякую отвественность за дальнейшие осложнения, и так далее.
На прощание доктор неожиданно грустно усмехнулся, откладывая в сторону его историю болезни.
- Минус один, но плюс два.
- Что, простите? - Сэм обернулся, придерживая дверь.
- Плюс два. Кома по неизвестной причине и пациент без документов, которого, как утверждает ваш брат, он подобрал по дороге. Не мое это дело, но сюда он, похоже, вошел на своих двоих, - недоверие так и сквозило в его голосе, но после разговора со старшим Винчестером надежда на какие-либо объяснения угасла.
- Подождите, но К... этот человек же не в коме! -Сэм был почти уверен, что, когда оставлял брата около получаса назад, ангел, по крайней мере, был в состоянии передвигаться.
- Да не Джон Доу! В коме девушка, состояние которой было стабильно до сегодняшнего вечера. Вы вроде как видели ее несколько раз. Милое дитя...
Сэм замер. Да, конечно, он ее помнил. Сложно забыть человека, бывшего с ним в момент, который он чуть не посчитал последним в своей жизни. Он думал, что смог ей помочь, избавив он призрака, по вине которого она тут оказалась. Выходит, проблема была глубже.
- Я понимаю, это запрещено, - Сэм снова сделал шаг в кабинет, закрывая дверь. - Но мы, наверное, даже сдружились... за это время.
Доктор раздраженно поднял на него взгляд, сверкая дужками очков.
- Сдружились? Интересно. Насколько я знаю, вы тесно общались с вашими воображаемыми друзьями, и только.
- Я с ним не общался. Я его игнорировал! - Сэм сделал попытку пошутить, но воспоминания тревожно отзывались в сердце. - Я бы хотел ее видеть. Очень хотел бы.
- Считайте это бонусом за чудесное выздоровление, Сэм Смит, - доктор показательно сверился с записанным в картотеке именем, хоть уже и успел запомнить необычного пациента. - Палата 16b. Скажите дежурной медсестре, чтобы впустила вас.
***
Палата выглядела точно такой же, как тогда, когда он вошел сюда в первый раз. Только проводов и датчиков, к которым была подключена девушка, было меньше, и одеяло, заботливо расправленное медсестрами, лежало ровно. Мэриан дышала, кардиограмма не выявляла никаких отклонений. Они были на совершенно ином уровне. Но тем не менее, Габриэль был уверен, что девушка была еще по эту сторону. Ни ожогов, ни ссадин, ни порезов — все это он смог легко вылечить. Но душу он вылечить не мог. Слабое свечение теплилось где-то внутри, подобно огоньку свечи, то замирая, то снова разгораясь.
Дверь скрипнула, и на пороге, неуклюже стукнувшись о притолоку затылком, появился Сэм. Сделал несколько неосторожных шагов, будто не был уверен, что ему будут рады, хоть Мэриан и была без сознания. Это снова был прежний Сэм - иногда резкий и категоричный, иногда понимающий и мягкий. Исчезло то состояние обреченности, когда личность проявляет себя с неожиданной стороны. Пару минут он просто стоял, рассматривая лежащую перед ним девушку, пристально вглядываясь в черты лица, словно искал что-то и не находил, но потом закашлялся и решился заговорить.
- Прости, рыцаря из меня не вышло... Мэриан, да, я помню. Я надеюсь, ты поправишься, правда. Я вот смог… - тут он растерянно посмотрел на собственные руки. - Ну почти, насчет ногтей ты была права.
Габриэль не знал, слышала ли Мэриан Сэма, но решил, что тоже стоит присоединиться.
- Да, и из меня не вышло. Не повезло тебе с рыцарями в этой жизни, рыжая. Но я честно попытался.
Сэм был таким реальным, живым - совершенно непричесанным, с недельной щетиной, в нестиранной куртке бомжеватого вида - но от этого он казался еще более связанным с этим миром. Он стоял здесь, перед Габриэлем, в растерянности, но эта растерянность была сиюминутной. Его путь был ясен. Покинуть эти стены и бороться, находить возможные и невозможные решения, продолжать рисковать, но все равно оставаться живым. Габриэль всей душой хотел сейчас последовать за ним, но... Что он, всеми своими поступками протестовавший против любого предназначения, мог дать Сэму теперь? Сэму, который следовал своему пути. Был ли путь у Габриэля сейчас? Не было. Это было настолько несвойственно ему, "знающему", привыкшему видеть действия, и свои, и чужие, на сотни ходов вперед. Как будто последнее его решение было финальной частью паззла.
- Ты знаешь, я очень хочу выспаться за все это время, - снова заговорил Сэм. - Упасть в постель и просто выключиться на пару суток. Но, видимо, придется довольствоваться передним сиденьем импалы. Так что, видишь, кое в чем у тебя преимущество... Я бы очень хотел еще раз поговорить с тобой. Я же должен тебе, помнишь? Шоколадку. Даже две.
А сейчас он уйдет. Габриэль принимал это как почти совершившееся. Сэм просто возьмет и уйдет, пройдет до стоянки машин вместе с братом, глухо хлопнет дверью машины, и все. Последовать за ним? Искушение было велико, но здесь оставался его брат. И эта девушка, которой он был обязан.
***
Сэм уходил, не оборачиваясь. Габриэль не мог рассчитывать ни на прощальный взгляд, ни на улыбку... Поэтому он просто стоял и смотрел, будто оцепенев. Наверное, он мог бы заплакать, мог бы закричать "Стой, я здесь, я помог тебе, я, в конце концов, спас тебя!" И ему нестерпимо хотелось это сделать. И он сделал бы, если бы оставался для Сэма маленькой рыжеволосой девушкой. Девушкой, быть которой было так больно и так правильно.
Но он был ангелом. Бестелесным и невидимым. Поэтому он просто стоял, позволяя случиться тому, что должно было случиться. Сэм должен уйти с Дином и продолжить борьбу. А Габриэль должен остаться здесь, рядом со своим беспомощным братом. В конце концов, он чувствовал, что, сделав один выбор, он должен будет сделать и второй, и именно это будет верно.

***
"Добро пожаловать в команду, сестра Мастерс"? Нет, она бы еще его племянницей назвалась, вспомнила бы про то, как она любит кровищщу и котиков, а заодно попросила бы предоставить ей казенную посуду для экстренной связи с сатаной!
Присутствие демона рядом с беспомощным братом - и тот факт, что Винчестеры отнеслись к этому сравнительно спокойно — были для Габриэля дополнительными аргументами в пользу его решения остаться, пока остаться в больнице, как бы ни хотелось покинуть эти обшарпанные стены, полные чужой боли.
Кас держался молодцом. Игнорируя весь окружающий мир, он иногда чему-то улыбался, но чаще просто сидел с отсутствующим видом и смотрел вдаль. Перед ним в паре метров была стена, но он будто не замечал этого, сосредотачивая взгляд на чем-то далеком, находящемся за пределами видимости. Он не воображал себя Наполеоном или очередным суперменом, не пытался захватить мир с помощью подручных средств в виде содержимого чулана для швабр. Не убегал — не было нужды привязывать его к кровати. В общем, вызывал удивление и замешательство как у врачей, так и у медперсонала. Кроме Мэг, впрочем, которая держалась особняком от остальных, мило улыбалась начальству и в свободное время читала женские журналы, машинально вычерчивая острым ногтем на полях странные символы.
Но внешнее спокойствие было всего лишь стеной, отделяющей теперешнюю реальность Кастиэля от внешнего мера. Стеной из бронированного стекла. Когда Габриэль осторожно заглядывал на другую сторону, он видел совсем иное.
Люцифер находился в замешательстве, но нельзя сказать, чтобы он был сильно расстроен. Вместо смертного паренька, поставившего жирную точку на его большой мечте об апокалипсисе, он получил младшего брата-бунтаря, помогавшего людям. Да, Дьявол был плодом воображения Сэма. Теоретически - да. А на деле образ Люцифера был эхом его весселя. Отклик реального прототипа, максимально приближенный к реальности.
- Я чувствую твою слабость, хоть ты и держишься, как боевой хомячок перед движущимся поездом. Чувствую буквально кожей! Ты любишь, брат. А когда любишь кого-то, становишься на его уровень. Ты стал букашкой, которую легко раздавить сапогом, как твоего охотника... Я ненавижу его за то, что он сделал с тобой. А ведь, по идее, ненавидеть его должен не я, а ты.
Кас только вздрагивал, иногда наклоняя голову, на каждый выпад брата отвечая молчанием. Люцифер выходил из себя, кричал, обрушивал стены палаты в приступе ярости. Нет, он никогда не делал так с Сэмом. Потому что Сэм изначально был сломлен. Смирившегося с неизбежностью смерти человека можно только методично добивать. Но Кастиэль верил. Кастиэль ждал. Он все еще сохранял способность отделять реальность от болезни, которую взял на себя.
Переходя на этот уровень бытия, Габриэль ощущал себя более реальным. Он видел то, что видел Кас, видел старшего брата, но для него стало открытием, что Кастиэль, похоже, его не только слышал, но и видел, принимая за очередной глюк. Иногда он смотрел прямо на него, словно хотел что-то сказать, но потом отворачивался. По мере того, как Кастиэль осознавал, что присутствие еще одного архангела не означает более извращенные пытки, он расслаблялся, впуская Габриэля в зону восприятия реальности - как хороший сон среди ночи, полной кошмаров. Это было, с одной стороны, хорошо, так как означало возможность диалога, а с другой стороны, вместе с Кастиэлем осознавал присутствие неожиданного гостя и Люцифер.
- Ты помнишь те мгновения, когда ощущал себя Богом? Только тогда ты был свободен, свободен ото всех и волен выбирать. Мы с тобой, по сути, стремились к одному и тому же... брат. Мы хотели навести порядок и добится справедливости, - Люцифер ходил вокруг Каса, будто учитель, пытающийся донести до великовозрастного неуча прописные истины.
Но несогласный ученик в его классе был:
- Вот только рожица у обоих подгорела, насколько мне известно. И один в финале разродился кучкой первозданных монстров, а ты, - Габриэль показал пальцем на Люцифера, не задумываясь, видит ли тот его, главное, что это видел Кас. - Да-да, ты. После твоей, как оказалось, не очень качественной попытки меня упокоить, ты отправился обратно в клетку по милости, как ты там сказал... букашки. А вот этот боевой хомячок весьма ощутимо этому помог.
Люцифер раздраженно обернулся, очевидно, услышав столь дерзкий выпад в свою сторону.
- О, человечеству полагается адвокат даже в воспаленном мозге шизофреника? Удачная визуализация, надо сказать.
- Да, визулизация неплохая. Буду считать это комплиментом. У нас тут прям семейный ужин. Плохиш, аутист и..
- И? Кто ты у нас, Габриэль?
- Я беглец, Люси. И я не скрываю этого. Точнее, я был беглецом, пока эти двое парней, что так эффектно упаковали тебя обратно под землю, не заставили меня пересмотреть некоторые моменты.
- О нееет, не говори мне, что и ты тоже, - Люцифер с образцово-показательным сочувствием развел руками и закатил глаза. - Я знал, что ты загулял с многоруким божеством, но чтобы настолько пасть...
Габриэль уже открыл было рот, чтобы ответить брату, что еще неизвестно, кто тут пал, когда реальность Кастиэля преподнесла им еще один сюрприз.
- Готов спорить, ты не ожидал меня увидеть, брат, - в безупречном костюме, с рюмкой дорогого алкоголя в руке около окна стоял Бальтазар.
Напряженное лицо Каса на несколько секунд исказила маска горечи, сменившейся страхом.
- Смею предположить, билет на тот свет ты мне предоставил, вдохновившись Шекспиром, - он сделал характерный жест, будто пытаясь что-то вспомнить, - была у него, помнится, пара писулек... Реализация по "Ромео и Джульетте", а идея из "Отелло"? И все потому, что я нарушил твои воспитательные мероприятия по отношению к Винчестеру, да, брат? Сколько раз он делал не то, что тебе хотелось бы, а я лишь раз пошел против тебя, и сразу - смерть?
Отступая от нового видения, ангел наткнулся на кровать, еле удержавшись от падения.
- Смотри-ка, этот оратор мне нравится. Ведь главное - отклик аудитории, да, братишка? Нас он, видимо, слышать не желает, а тут прям встрепенулся.
Даже Люцифер был слегка ошарашен появлением очередного родственника, Габриэль же не сразу понял, что появление Бальтазара было всего лишь попыткой решить еще одну проблему. Бальтазар не был самодостаточен — похоже, он был призраком больше, чем Люцифер, и лишь олицетворял диалог Кастиэля с собственной совестью.
Кастиэль и впрямь вполне осмысленно, без попытки отрицать увиденное и услышанное, смотрел в глаза Бальтазара, но все еще молчал, словно ожидая приговора.
- Где Винчестер берет индульгенции, Кас? А еще интереснее, где он сейчас находится и почему не рыдает в твою подушку или, на крайняк, не сбывается с ног в поисках лекаря, как делал для Сэма? Ах да... Он же оставил с тобой просто отличную охрану. Демона. Того самого, который был главной шестеркой Люцифера. Поразительная забота, Касси. Прямо-таки Любовь.
- Любовь, - неожиданно выдохнул ангел, эхом повторяя слово.
Люцифер, счастливо улыбаясь, сделал вид, что пытается обнять Кастиэля за плечи.
- Он ответил нам, Габриэль. Он ответил. И теперь он мой! - Кас отшатнулся, полностью теряя чувство реальности. Стены палаты мелко затряслись, сквозь щели в полу стали прорываться языки пламени.
Не дав Касу отстраниться, Люцифер наклонился к его уху и зашептал вкрадчиво:
- Любовь, Кастиэль? Смотри, куда привела тебя Любовь. Она всех приводит только туда, в ад! Этот огонь постепенно сжирает твою душу, твою сущность, но он не согревает, он превращается в адское пламя, и ты очень скоро сгоришь. Вся хитрость и подлость любви в том, что ты сам, сам копаешь себе могилу!
То, что творилось в душе у ангела, зеркально отражалось в этой грани реальности. Огонь подбирался все ближе к кровати, краска трескалась на расскаленном металле, резиновые колесики кровати плавились, лужицами растекаясь по полу.
Габриэль не мог молча наблюдать за всем этим.
- Эй, братишка! Ты же понимаешь, что он лжет?! Его ложь так похожа на правду только потому, что он сам в нее верит, но он лжет. Он вообще давно в аду, Кас. А ты жив, ты еще жив, борись, не позволяй себе вот так просто сдаться. Дин нуждается в тебе, ты же знаешь, - огонь лениво отступил к углам комнаты, будто бы стыдясь собственной ярости. Кастиэль осторожно поднял глаза на брата, впервые не отводя взгляда в сторону.
- Слушай свое сердце, там ведь совсем не адский огонь, - продолжал Габриэль. - Я видел его, пусть недолго, и я не увидел там ада. Я увидел надежду. Надежду - даже тогда, когда, казалось, что ад — единственный возможный финал. Ты же всегда умел надеятся... И верить...
Все внимание Габриэля сейчас было занято Кастиэлем, который, похоже, по-настоящему слушал его. Шаг до победы казался таким ничтожным и в то же время таким призрачным, что хотелось преодолеть его одним рывком, забыв обо всем.
- Сердце? - Люцифер возник между Габриэлем и Касом, и в его руке сверкнуло знакомое лезвие. - Я ведь по-прежнему знаю, где твое сердце, младший брат... - И знакомая острая боль, кажущаяся нереальной и невозможной — ведь теперешний облик Габриэля был лишь фантазией Кастиэля - пронзила все его существо. Люцифер не убил его мгновенно, как и в первый раз, а позволил себе несколько секунд вглядываться в угасающие глаза брата.
- И он еще говорит мне о сердце...
***
Дымка затягивала тонкую полоску месяца. Черное небо с почти невидимыми звездами, мягкий свет откуда-то снизу. Тишина была лишь призрачной, откликаясь едва различимым гулом машин, эхом навязчивых мелодий, гулким цоканьем каблуков по мостовой. Странная ирония была в том, что сейчас он оказался именно там, откуда начал.
Он существовал. Это единственное, в чем сейчас был уверен Габриэль. Хотя что брать за критерий существования? Если возможность думать и осознавать происходящее, то да, безусловно, он существовал сейчас. Но где его крылья? Попытка их расправить была похожа на наивный прыжок трехлетнего ребенка, который часто-часто взмахивает руками и свято верит, что он сейчас взлетит.
Чувствовал ли Габриэль что-либо? Определенно. Отблески, отклики жизни большого города. Острая радость девушки, которую где-то внизу, среди бесконечных лабиринтов улиц, впервые поцеловал любимый парень. Слепое безразличие работника морга, идущего с работы. И еще множество перекликающихся, ни в чем не повторяющихся голосов, плача, смеха... От крика до колыбельных…
Но среди этой какофонии он не слышал привычной мелодии. Он не слышал себя. Пульсация благодати, равно как и биение сердца весселя, всегда лишний раз напоминали Габриэлю, что он жив. Но вессель он отпустил, а благодать, если не угасла совсем, то теплилась едва различимым огоньком свечи в огромном зале. В похожем состоянии оказывались призраки, проигнорировавшие предупреждения жнеца и оставшиеся по эту сторону. Что давало им какое-то подобие сил? Эмоции. Ярость. Но Габриэлю казалось, что все его эмоции остались там, в желтоватых стенах больницы. Что происходило с ним в последние несколько дней? Каждый незначительный шаг вперед, малейшая надежда на верное решение оплачивались двумя гигантскими шагами назад. А что сейчас? Game оver без запасной жизни, возвращение к началу. Ведь все началось тут, на этой крыше, началось словно по написанному заранее сценарию. Неужели он проиграл? Даже несносного пернатого намёка на то, что Габриэль снова зачем-то понадобился, не появлялось. О, как он был бы кстати - как подсказка или хотя бы как знак того, что для Габриэля еще не все потеряно.
Даже отчаяние подбиралось не привычными холодными струйками, а как констатация факта. Неужели вот так? Конец?
- Отец?
Через силу, по наитию, не задумываясь - он пытался делать то, от чего отвык за два тысячелетия отрицания. Он пытался молиться.
- Отец... Это я, Габриэль, - он произнес свое имя вслух как-то по-особому, как тогда, стоя в круге из горящего масла под пристальным взглядом Винчестеров. Сейчас же никто не вынуждал его. Он сам хотел этого.
Он думал о чем угодно, только не о том, что делает. Думал о том, как нелепо все это выглядит, что он зовёт отца, будто тот не видит его насквозь, все его мысли и знания. О том, как ему хочется почувствовать редкие порывы ветра, что проходят сквозь него и разлетаются на тонкие струи, ударяясь о парапет на крыше. О том, через что он только что прошел, и о том, что это заставило его подвергнуть сомнению весь предыдущий опыт. Но только не о том, что сейчас он обращается к Тому, от Кого когда-то отвернулся в попытке найти собственный путь. За столько лет он уже и забыл, как это - смиряться и просить о чем-то.
- Ответь мне, Отец, я знаю, что Ты слышишь. Я сделал все, что от меня зависело — и то, что считал правильным. Я всегда делал то, что считал правильным, хотя знал, что порой это была только моя правда. Я не был хорошим сыном, и даже не пытался им стать, как Михаил. Я не был любимым, как Люцифер... Но я был Твоим сыном. Меня нет без Тебя, как не было бы без Тебя людей. Впрочем, и они сейчас на грани, от которой их отделяют двое мальчишек. Мне не нравится тот путь, которым я иду без Тебя. Не дай мне идти дорогой брошенных детей. Прошу Тебя, окажи мне последнюю милость, чтобы на миг, который мне останется, я понял, что Ты все же помнишь обо мне.
Столько лет он думал, как бы это могло быть. Он представлял себе ситуации, в которых мог бы снова обратится к Нему, но не одна из них не была похожа на эту хотя бы отдаленно.
Иногда он представлял, что зайдет слишком далеко в своих проказах, и тогда Отец обратит внимание на столь вопиющее нарушение равновесия Вселенной. Параллельные реальности, в которые он без зазрения совести отправлял людей, десятки, сотни миров. Выходки, абсолютно подрывающие обычное человеческое мировосприятие, которые он творил одну за другой. И все равно ему все сходило с рук. Свобода? Или, может быть, безразличие?
И вот он обратился к Отцу и...
Ничего, ничего не произошло. Молния не ударила с небес, благодать не засияла снова. Только тяжелые капли внезапно начавшегося дождя прибивали поднимающуюся пыль.
Как бы ему хотелось сейчас чувствовать их кожей, промокнуть до последней нитки, чувствовать холодный ветер, который почти обжигал бы сквозь мокрую одежду, но...
Не было даже слез. Даже их возможности.
Реальный мир постепенно расплывался пятнами огней, теряя четкость, остроту и определенность очертаний окружающего. Заставляя забыть, каким из этих пятен света был он сам. Архангелы никогда не спали, но это можно было сравнить только с постепенным засыпанием после очень, очень тяжелого дня. С медленным погружением в сон, когда реальность гаснет постепенно, разрешая мозгу дорисовывать ее. Когда твердая опора уплывает, медленно укачивая...

***
Мерное покачивание. Единственное, что объединяло с тем, что было... не известно, сколько времени назад. Может, всего несколько секунд, а может, столетие. Ветер был пропитан резким запахом соли и мелкими брызгами воды. Габриэль жадно вдохнул горько-соленый воздух и провел рукой по лицу, морщась от яркого света, слепящего даже сквозь закрытые веки, теплым алым сиянием дополняющего общую картину. Рубашка насквозь промокла со спины. Габриэль лежал какой-то на зыбкой скользкой и к тому же влажной поверхности. Он задумался было, что это такое, но подумать об этом ему помешал резкий холодный душ. Резкий, как все, что он успел осознать. Капли воды, которые, скорее всего, были размером с хорошее ведро, внезапно, не давая постепенно осознавать происходящее, выливались на него отрезвляющим водопадом. Это заставило его открыть глаза, что было довольно опрометчивым решением под таким потоком воды.
Повсюду, насколько хватало взгляда, - от горизонта до самых ног - была вода, она разбивалась белыми гребешками у ног и с тихим журчанием стекала назад. Логично вписываясь в общую картину невозможного, прямо перед глазами, продолжением той поверхности, на которой стоял Габриэль, возник впечатляющих размеров хвостовой плавник, и, с силой ударив по воде, снова скрылся.
Насквозь промокший, пытаясь привыкнуть к столь резкому контрасту происходяшего с тем, к чему он уже успел привыкнуть, Габриэль постепенно осознавал, где он находится.
Даже в качестве самой смелой своей шутки он не думал, что может оказаться посреди океана на спине индийского синего кита. Чертовски наглого кита, окатившего его из своего портативного душа, только чтобы намекнуть на то, что пора просыпаться.
Но еще важнее того, что сейчас он был на спине самого большого млекопитающего, было то, что он снова был собой. До последней мелочи. До заплатки на темно-зеленой промокшей куртке, до шрама на запястье. Точно таким же, каким был до роковой встречи со старшим братом. Благодать горела ровно, не пульсируя, без перепадов, привычная, как дыхание, к которому он привык за столько времени, хоть в нем и не было необходимости.

- Если бы мы соблюдали некоторые человеческие условности, тут была бы уместна красная ленточка.
Архангел резко обернулся, от неожиданности чуть не поскользнувшись. От падения его удержали только своевременно раскинувшиеся крылья. Перед ним был Отец. Вне всяких сомнений, это был он. Тот единственный авторитет, который он признавал, даже когда отрицал ценность всего, им сотворенного. Тот единственный, чьи решения он не мог оспорить, даже не понимая их смысла и сути. Тот, кого он уже отчаялся увидеть или даже услышать.
- Все кончилось, сын мой. Ты прошел свой путь.
- Мой путь? - Габриэль не знал, что сказать. Первые несколько сотен лет после своего бегства он придумывал оправдания, потом злился, терялся в догадках, отчаявшись найти того, кто мог бы дать ему ответ. И вот, сейчас, после двух тысячелетий вне правил, законов и предопределения - оказывается, что на самом деле у него был путь! - Какой путь, отец? Сложно назвать путем игру в догонялки со здравым смыслом...
- Это ты так думал. Ты первый из всех, кто выбрал не слепое подчинение, а поиск. А каждый, кто достаточно хорошо ищет, заслуживает того, чтобы найти. И ты нашел все ответы. Более того — ты заслужил их.
- У меня только один вопрос. Один вопрос, на который я сейчас действительно хочу знать ответ. Остальные - лишь производные от него. Почему ты оставил нас?
- Я не оставлял вас. Я следовал необходимости, которая появилась однажды и лишила меня других вариантов. Это произошло в тот момент, когда любимый сын обвинил меня в том, что людям изначально было дано больше, чем вам. Как бы абсурдно это ни звучало, он был прав.
Несмотря на свою хрупкость и недолговечность, люди имели главное - свободу выбора. А свобода выбора рождает возможность веры и способность любить. Когда слово "любовь" прозвучало из уст Люцифера, я понял, что вы заслуживаете любви. Истинной любви, которая сопутствует свободе. Не той любви, которой вы обладаете по праву рождения и по праву старшинства, когда вы обязаны любить друг друга и каждое мое творение, - а той, к которой вы придете сами, путем проб, ошибок и, возможно, случайностей. Для того, чтобы обрести такую любовь, вы должны были оказаться в равном положении с людьми. В положении верящих, а не знающих наперед каждый свой шаг. Чтобы не Я решал, как вам поступать, а вы сами сознательно делали выбор.
- Люцифер? Прав? Ты послушал Люцифера, а потом заточил его в клетку?
- И снова это был не я. Заточение произошло чуть позже. Михаил, всегда бывший моей правой рукой, привыкший следовать указаниям настолько четко, насколько мог, по-своему отреагировал на такой поворот событий. Единственной возможностью предотвратить анархию ему казалась попытка взять власть в свои руки. Люцифер же был прямой ему угрозой, антиподом, угрозой в первую очередь того, что он посеет в разум остальных такой же мятеж, жажду свободы... И Михаил первым встал на свой путь выбора, заточив брата в клетку... Это был неоднозначный поступок. С одной стороны, это было безусловное предательство брата, а с другой - гарантированная, хоть и временная, стабильность и относительная безопасность всех остальных творений. В конце концов этот путь привел его в ту же клетку.
Ведь у тебя с того самого момента зародились подозрения, что так оно и было, верно, Габриэль? Михаил говорил, что каждый из вас - солдат, обязанный выполнять мою волю. Но как любимые дети могли быть всего лишь солдатами? Я видел все, каждый ваш поступок, каждое мгновение вашего существования. Я слышал мольбы Михаила, упреки Люцифера. Но я не мог откликнуться, как бы мне этого ни хотелось. Каждый из вас уже встал на свой путь в тот момент, на путь, на котором только вы решаете, каким будет ваш следующий шаг. И ты тоже сделал свой шаг. Резкий, категоричный и вместе с тем самый верный. Тогда как остальные почти застыли в прежнем состоянии, направляемые Михаилом, ты гигантскими шагами двигался вперед, осваивая новые горизонты. Я слышал и тебя. Я видел, как ты пытался найти меня. В каждой самой безумной попытке обратить на себя внимание ты становился на шаг ближе к разгадке. Когда ты был в шаге от финиша, твой путь был прерван. За мгновение до финального аккорда в том, что ты так долго создавал. А создавал ты Любовь. Ту Любовь, что не ради себя, а ради самой Любви. Той самой Любви, которая долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Ради той Любви, что никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.*
Подлинная сущность любви состоит в том, чтобы отказаться от своего «я», забыть себя в другом, и в этом исчезновении и забвении впервые обрести самого себя. Там, в стенах больницы, ты вынужден был выбирать, и ты принимал верное решение одно за другим. Ты помог девушке не покинуть мир раньше положенного ей времени, показав ей настоящую причину остаться. Столкнувшись с непростым выбором между Сэмом и Кастиэлем, ты выбрал сторону Сэма, но не оставил брата. У тебя была возможность почувствовать каждый вдох тех, кого ты любил, и ты усвоил урок.
Габриэль понимал, что пришел к долгожданному концу, но те, кого он беспомощными оставил по ту сторону, те, кому он не смог помочь, все еще оставались в стенах больницы. И Сэм тоже остался там, пусть относительно здоровым, но все же...
- Отец, а как же Кастиэль? Как же Мэриан? Она заслуживает совсем другого, я видел ее душу.
- Каждый из них так же следует своему пути, и сейчас... Сейчас, я думаю, должно случиться кое-что. Я вмешиваюсь только в редких случаях, но сейчас вполне можешь вмешаться ты.
Щелчок пальцев Габриэля совпал с легко нахлынувшей на скользкую поверхность волной.
***
А где-то далеко отсюда, где не было места ни шуму волн, ни безмятежности, неожиданная гроза разразилась, проливным дождем обрушиваясь на подмерзшие клумбы на задних двориках аккуратных домиков.
И примерный школьник, мечтавший стать президентом, стал совсем не тем, кем видел себя. Он стал пророком.
Датчики в больничной палате тревожно сигналили. Мэриан О'Брайан открыла глаза, еще не осознавая, где находится, но уже пытаясь вдохнуть самостоятельно. Разбуженный дежурный врач пытался по телефону дозвонится до главврача, чтобы уточнить, как ему поступить, еще не зная, что в эту ночь его ждали не один, а два сюрприза.
- Ангелок очнулся и хочет вас видеть,- Мэг с любопытством рассматривала Кастиэля, который, словно впервые ее видя, как-то по птичьи наклонял голову, пытаясь улыбнуться.
-И похоже, вас ждет сюрприз... - добавила она, уже положив трубку.
***
- Ты пришел первым, сын мой, но не последним. Каждый из них найдет свой путь домой, каждый. Они уже в паре шагов.
Огромный синий кит медленно и величественно рассекал толщу воды. Даже он осознавал, что случилось что-то прекрасное, и он оказался тому невольным свидетелем. Что-то, что соизмеримо с ним по размерам, и даже гораздо, гораздо больше. Он, первое творение Бога, один из трех, кто поддерживал равновесие мироздания, чувствовал, насколько важно в этот непростой для мира период то, что архангел снова встал на свое законное место по правую руку от Отца.
***
Осенние листья медленно падали с деревьев, перекликаясь вызывающей желтизной с удивительно синим небом. Скрип старой карусели перекрывался детским смехом, громким лаем забежавшей на детскую площадку дворняжки и шумом машин вдалеке. Легкий запах дыма от костра, на котором жгли опавшую листву, витал в воздухе, заставляя запомнить этот момент таким, какой он был.
Мэриан крепко держалась за длинную цепочку качелей, взлетая, наверно, слишком высоко, чтобы подавать хороший пример гуляющим вокруг детишкам. Она запрокидывая голову в высшей точке и смешно поджимала ноги, пролетая рядом с землей.
Почти год прошел с тех пор, как отец забрал ее из больницы и увез из Америки обратно в Ирландию. Документ о полном выздоровлении был внимательно изучен со всех сторон, а затем засунут в самый дальний ящик письменного стола.
Вверх-вниз. Вниз-вверх. С замиранием сердца подлетать почти до предела натянувшейся цепи качелей, и опускаться, жадно вдыхая теплый воздух. Тонкое белое кольцо на пальце заставляло чувствовать себя привязанной к дому птицей, которая уже более не улетит слишком высоко, не подпалит нежное оперение...
Человек, одетый в строгий черный плащ не по погоде, уже несколько минут обращал на себя внимание девушки тем, что просто стоял, и, улыбаясь, смотрел в ее сторону. Улыбка на лице джентльмена была странной. Нет, не неприятной, просто она была, казалось, настолько несвойственной этому лицу, что вызывала острое желание подойти и поинтересоваться, что случилось такого хорошего, и улыбнуться вместе с ним.
***
Смерть (да, это был он), щурился от слишком яркого света. Рыжая девушка в пушистой ярко-голубой кофте, взлетающая на фоне такого же синего неба, даже ему, видавшему виды, казалась зрелищем, достойным улыбки. В руке, которую он держал за спиной, была крепко сжата ветка белой лилии с тремя нераспустившимися бутонами.
- Мэриан, я так полагаю? - тихо произнес он, когда девушка легко спрыгнула с качелей, не дождавшись, пока они остановятся, и подошла прямо к нему, - Мне непривычна подобная роль... Но это вам.
Девушка робко взяла цветок, поднимая глаза на незнакомца.
-На маньяка вы не похожи совсем, так что, я думаю, я вполне могу это взять. Но от кого этот странный подарок? Вроде бы времена, когда у меня могли быть тайные поклонники окончились, когда я вышла замуж.
- О, не беспокойтесь. Это не от поклонника. Это от старого знакомого. И я даже скажу вам его имя, если вы окажете мне одну услугу.
- Ну, если это не потребует от меня росписи на незнакомых документах и членских взносов во избежании конца света, то, пожалуй, почему бы и нет?
- Просто позвольте мне вас сфотографировать с этим цветком.
- Всего-то? - Мэриан рассмеялась, закидывая ветку лилий на плечо. - Да без проблем! Фотографируйте!
Щелчок. Смерть тоже имел чувство юмора. И у него теперь было законное основание для того, чтобы еще и архангела Гавриила изобразили в женском весселе его знакомые иконописцы.
Как, впрочем, и для того, чтобы принести этой девушке лилию.
- Постойте, постойте, вы обещали сказать, от кого это!
- Габриэль. Вы зовете его Габриэлем.
*
(1Кор.13:4–8)

---

11.05.2013 в 12:10

Пишет  Paula:

Всех с прошедшим Днем Победы!


©

@темы: Band of brothers